Вареники С Вишней и Беня Крик

Эта история началась еще в Одессе, и этот рассказ еще предстоит написать, а может даже не рассказ, а повесть... Я ведь только подбираюсь к главному сюжету, иду украдкой, маленькими шажками, подобно ребенку, который делает первые шаги в своей жизни…
Первоклассником, возвращаясь со школы, я попал под грузовик. Да, тогда грузовики в Одессе уже были. Правда, не так много, как сейчас, но на мою голову хватило и одного. Ну и, естественно, от этой незабываемой встречи, пострадал больше я, чем грузовик. И пока тело лежало на реанимационном столе, моя любопытная душа залетела в рай. А в раю, как в валютном магазине на Гоголя, все же было, причем много, и я сразу же набросился на бананы, инстинктивно подозревая, что в раю мне быть не очень долго. Поев до неприличия бананов и еще с чем то, мне неизвестным, для улучшения этих бананов с чем то пищеварения, я пошел гулять по тамошним улицам, и сразу же встретил Беню Крика - ну, как живого. Говорить нам было особенно не о чем, в связи с моим малолетством, и мы молча выкурили по сигарете, и, в связи с тем, что в дыму тема так и не нарисовалась - еще по одной. Но тут появился прямо перед нами Исаак Бабель - собственной персоной, и тоже, как вы уже догадались - как живой. Исаак, как человек еще при жизни нравственный, строго, вперемешку с укоризненно, посмотрел на свое творение – Беню, и сказал очень смачно, но с одесским акцентом – ай, ай, ай! На что всегда находчивый Беня тут же, не сходя с места, возразил, что мы не курим, а воскуриваем, как и положено в раю, благовония от Мальборо. Но Бабель, не проникшись этим Бениным аргументом, отвел меня в сторону и сказал: - Миша, когда я был еще совсем молодой, мне представилась должность конторщика на Обуховском заводе в Одессе. Недурная, скажу я тебе, служба, освобождавшая, к тому же, от воинской повинности. И что сделал я? Я отказался стать конторщиком. Уже в ту пору - двадцати лет от роду - я сказал сам себе: Исаак, лучше голодовка, тюрьма, скитания и прочие мерзости, чем сидение на пятой точке без радости и вдохновения за унылой конторкой, часов по десяти в день. Особой мудрости в этом завете нет, но я не нарушал его никогда, а теперь уже и не нарушу. И это не мои слова, это говорил мне еще мой дед. И вот сейчас и я тебе повторю: мы все рождены для радости и наслаждения - полезным трудом, дракой, любовью – к чему твоя душа расположена; мы рождены для этого и ни для чего другого. Заруби это, как закон, на своем маленьком носу. И потом, протирая стекла очков, добавил еле слышно - ищи свою музу…
И я искал. Гуляя по саду, я встретил героиню своего рассказа, который мне еще предстоит написать. Она сидела в беседке и кушала вареники с вишней. Я еще удивился тогда, что такая красавица кушает с утра вареники, а не какие-то там экзотические марципаны, и у меня промелькнула в голове мысль, - она случайно не одесситка? Но я постеснялся ее об этом спросить.
Увидев, как на нее смотрит смущенный первоклассник, она мне улыбнулась. Я запомнил эту улыбку на всю жизнь, мне родители никогда так не улыбались, как она. Да и имени у нее тогда еще не было, поскольку ей ведь еще только предстоит родиться. И я знаю, что встречу ее в солнечном Бруклине, а может быть в снежной Москве, или в теплом Крыму, или в Одессе - лет этак через 19-20, и я скажу ей: - ты знаешь, а ведь я тебя где то видел…
Я знаю это совершенно точно, потому что она и станет той самой моей музой, о которой говорил мне в раю великий и бессмертный Исаак, протирая стекла запотевших очков. И когда я ее встречу, она снова улыбнется мне так, как никогда не улыбались родители.