Четвёртая китайская центурия
Зло, которое боится, что о нём узнают - наверняка большое.
Китайская пословица
"Бои кипят. Провинции в огне.
Пекин не потревожен и не сдан им.
Впервые в этом веке освистали
империю с кровавой подноготной
и свиту императора: "Войне
не место в нашем доме! По другому
устроены влияния империй.
Уж лучше - привести табун коней,
назначить - управленцами и верить!"
Я, право же, из низшего звена.
(Точнее пояснить - податчик ядер).
Как старый человек, что подчиняет
металл в его холодном состояньи,
признаюсь, что профессия - земна.
Тошнит, когда бросают с остриями
возится у болот пред новым боем,
когда там отравители зерна
бамбуком и чужой передовою
пропахли до скелета. Полдень дик:
вся кожа в море трещин и ожогах,
а рис повиновения прожеван
на краешке ушедшего столетья.
Я - кит, что порывался под ледник,
не зная, впрочем, принципы старенья.
Я - кит, который полностью облатан.
Секунда - и ядро уже летит,
но хочется вернуть его обратно.
Бывает, я шатаюсь, как Сизиф
ночами у барака и бомбарды
под выкрики противников "бог - брат нам!"
и шёпот обезумевших "что дальше?"
Не то что б я наивен и слезлив,
но есть во мне немного от страдальца,
познавшего затмения и копоть.
Все юные податчики слегли -
болезни доконали их в окопах.
По праздникам десятками голов
(пленённых и предавших) полководцы
стреляют над домами; проколоться
не стоит ничего - простая фраза.
Я думаю об этом. Я готов,
на древе повязав обрывок флага,
отдаться новой тьме, без ложной скорби.
Пытаясь заработать на глоток -
от ужасов во сне слетаешь с койки".
Видать на то и надобны бои,
чтоб просто ощутить себя убийцей.
Ты часто обретаешься у бывшей
и видишь сновидения, где тонешь.
Задай себе вопрос: "А что' болит?
Душа, небось?"
Нет-нет, её детёныш,
которого зачали страх и плата!
Потом ты чуть спокойнее: отлив,
в руке пространный край сухого платья.
Как всё-таки противно ремесло
(она из отравительниц озимых).
Ты долго разглагольствуешь о силе,
которая нужна при катке ядер.
Тяжёлый стук. "Кого-то принесло!"
Пока жуёшь, она приготовляет
твою одежду. (Милые обряды!)
Ты говоришь: "Прошу тебя, ни сло...
Давай не разговаривать о ядах".
Она перебивает, мол, травить
не так уж непристойно, как стрелять в них.
"На каждого найдётся и стервятник,
и "добрый человек", призвавший птицу.
В конечном счёте нелюди - тот вид
на коих отдыхает давний принцип
"убийства ради пищи". Смысл разжёван:
на каждый выход - будет свой тупик;
на каждый труп - отыщется рождённый".
Тебя не беспокоит скромный быт.
В питании возник ужасный кризис.
В сырых сенях отловленная крыса
закончила годичное безмясье.
Ты часто размышляешь: как убить?
Луна тебе не кажется блестящей,
а бывшая подруга - синеглазой.
Какая боль, ирония судьбы:
делить простую бабу с сильным ядом.
Бои прошли. Провинции дымят.
Пришла пора растаскивать убитых.
Ты поздно понимаешь, что у битвы
последствия страшнее, чем причины.
Вдали - она; замешивает яд.
Орудия нуждаются в починке.
В тебе - недомогание и трусость.
Ты медленно идёшь к одной из ям -
и видишь окровавленные трупы.
Конечно, ты умаялся в среде,
где ядра весят больше с каждым разом.
Видавший виды может стушеваться.
Тебе не приглянулась повариха.
Устав смотреть на ночь, устав сидеть,
ты лёг на старой кухне, провалился:
во сне ты шепчешь горькое "бог - брат мне!"
и носишь сотни бьющихся сердец
к изрядно накалившейся бомбарде.
