Просил прощения, поняв, что сделал женщиной…
Маман и тётя Оля…
Он видел, Ленку как пороли
И, главное, лежала голой!..
Скорей схватил карандаши,
Шепнул ей: - Только не дыши!..
И удивлялась тётка,
Что, зубы сжав, не ойкала
А задирала ножки,
Как подучил Серёжка!..
Не очень вышла мордочка,
Получше руки, попка,
А поднятые стопы
Прорисовал прекрасно,
Чуть-чуть подправив ластиком…
…Что ж, после экзекуции
Отправились на улицу,
Потом ушли по тропке
В луга… Смущаясь, трогались,
Она в обнимку плечи,
А он уже под вечер
Добрался и до ножек...
Но к перелому дня,
Увидев белого коня,
С восторгом рисовали…
Им времени казалось мало!
Но, испугавшись сумерок,
В этюдник спрятали рисунки…
С холма сбежали к речке
И разошлись…
…Но нечего хорошего
Не наступило больше…
Его лупил сам тятя:
- С кем был? - Молчал, как спятив,
Лежал на лавке…
- Боже! -
Нагой, босой Серёжа, -
Смотрела в шелку Лена,
Альбом раскрыв на сене…
- Как хорошо он сложен!.. –
Встал…След кнута на коже,
Увидела, всплакнула…
Услышал… Мельком глянул…
Поморщился, мол: - Ладно!..
…В окно он утром стукнул…
Отправились на улицу,
Потом ушли за согру
В луга… Легли под стогом,
Поднял блузон плечи,
Она…что ж, делать нечего…
Ласкать давала ножки,
Потом и грудь немножко,
Девчоночьи пока,
Два нежных бугорка,
Ему вошли в ладошку…
И с каждым днём всё дольше
Тянулись эти ласки,
Рождая тихо сказки
В этюдниках на ножках
У Ленки и Серёжки…
…А ближе к сумеркам
В этюдник прятали рисунки,
В которых всё серьёзные
Желания… зрели… взрослые…
Вчера поймал типаж
Их верный карандаш…
А утром в час истомы
Застал её он дома…
И написал в постели
Её… нагой… пастелью…
Ложилась нежно краска,
И изменились сразу
Как будто отношения…
Сказал: - Лен, ты… божественна!..
…Сплеталось тело с телом,
И трепетали тени,
Сначала протестуя…
Сквозило в щели с улицы,
Но грел, целуя, ножки,
Подняв к губам, Серёжа…
И попросил прощения,
Поняв, что сделал женщиной…
… Полжизни мучился он позже -
Не дал любови больше Боже!..
