У СКАЛЫ ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ - 5

 

(у скалы Чёрная Клешня происходят таинственные случаи гибели кораблей. За дело берётся журналист. Через Лоцмана он находит судно, которое подбросит его к месту таинственных катастроф.

Судном оказалась шхуна контрабандистов. Капитан Угрюм, толстый боцман Лангет, матрос Игла и с ними лоцман, взялись довести журналиста до Клешни (по пути) через Долину Смерти. Неожиданно там их ждала засада…После короткого боя, чудом избавившись от преследования, они подходили к Клешне…)

 

 

 

Морской болезнью больше не страдал,

Стал тухлой рыбы дух уже роднее,

Четыре пули в бочке насчитал…

«С крещением, Герой, глотни смелее!» -

Игла всё ту же флягу протянул.

Сверкало звёздами ночное покрывало.

Игла: «Смотри, а звезд здесь – караул…

Твоя б душа уже б по ним гуляла…» -

Игла опять на бочку указал:

«А значит, что пока нам карта катит.

Вот в этой бочке всё добро и зло,

А дыры надо нам законопатить.

Что в бочке главное? Не пули, и не кокс,

Тухлятиной присыпанный до края,

В ней самый главный жизненный вопрос:

За чем я здесь, дурак? Скажу – не знаю…»

 

***

Иглу кэп вызвал, лют как сто чертей…

Луна мне что-то звёздное шептала.

Я после виски чувствовал сильней -

Мне что-то важное она сейчас сказала.

 

«Вон там «Клешня». По курсу видишь точку?» -

Мне Лоцман указал во тьму куда-то.

Хоть ночь была и светлой, влез на бочку,

Что б увидать ту «точку невозврата».

 

«Мы ближе подойдём, но не настолько,

Чтоб рисковать. Теченьем плот подхватит.

Мы сбагрим груз и завтра ждём, но только

Тебя до пОлдня, больше нас не хватит».

 

Я Лоцману ответил: «Помню. В силе

Всё то, о чём с тобою говорили,

Что ждете меня ниже по теченью,

А если нет - свечу за воскрешенье

В ближайшем храме… Впрочем, я шучу,

Пойду всё снаряжение проверю,

Статью в журнал когда-то напишу:

«Есть в каждом человеке чувство зверя»

 

***

 

«Клешня» всё ближе к нам на горизонте,

А я помощником смотрителя могил,

Вдруг ощутил себя, как будто на погосте,

Я увидал скопленье тёмных сил.

 

Спустили плот. Потом аккумулятор.

Мотор хоть слаб, но хватит с головою.

Ракетница, фонарь и навигатор,

И черт те что в двух сумках взял с собою.

 

Особенности плота – он шатром,

Немного управляем, но не боле…

Когда с тобой играет средний шторм,

Ты в мире хаоса, как перекати-поле.

 

Прав оказался лоцман, старый пёс, -

Штиль. Я на зеркале ночного океана,

Рукой хотелось зачерпнуть бы звезд.

Но побоялся замочить карманы.

 

 

Я отплывал от шхуны сумасбродом,

Кэп покрутил мне пальцем у виска,

Попутного желая «матерка»,

Жуя, Лангет махал мне бутербродом.

 

Прощанья-встречи Лоцман не любил,

Мне как крылом махнул широкой шляпой.

Игла, под кайфом, ласково: «Дебил,

Иди ты к чёрту и скорей обратно!»

 

***

 

Сегодня ночь особая в чистилище,

Что можно слышать песнь погибших в буре.

В скале приют для некого чудовища,

Болтал об этом в местном баре дурень.

 

А дурень был из тех, кто чудом выжил.

Что на обломках плавал у Клешни,

Стал пьяницей, за пояс прятал ножик,

Его убитым как-то в ночь нашли.

 

Что правда, а что миф - узнаю вскоре.

Какого чёрта? Мрачная легенда

Мне надоела, я готов поспорить:

Похоже про Кин-Конга кинолента.

 

***

 

Клешня по высоте – два Нотр-Дама,

Так показалось ночью, а длина

(тяжёл мой глазомер) как диорама:

Ни дать, ни взять – китайская стена.

 

Пока теченье предложило дружбу,

Воспользоваться право же не грех,

Я тороплюсь, как будто бы на службу,

И замираю – страшный крик и смех.

 

Ужасный крик, страх спрятался в живот,

Была бы суша, я б решил - гиена,

А среди скал, ну кто еще живёт?

Ну, разве что здесь прячутся сирены…

 

А может то кричала Никтилена?

Исчезнувшая царственная дочь,

Которую Афина за измену

В ночную птицу превратила… прочь,

 

Прочь - всякий бред мне разум сверлит буром.

Сосредоточусь. Нужен репортаж.

Какой-же я смельчак? Так, на смех курам.

Я просто псих, поверивший в кураж.

 

 

 

И снова крик то горестный, то жалкий,

Тяжёлые хлопки и смехо-плач,

Я замер и держу весло как палку,

А сердце прыгает и скачет словно мяч.

 

Крадусь как вор, веслом едва-едва,

Сегодня штиль иначе б не до смеха.

Мне высветила бухточку луна,

Под скальным сводом здесь ночует эхо.

 

Настало время мёртвой тишины.

Я снова вдоль Клешни иду без всплеска,

С весла стекают капли на штаны,

А за спиной мотор спит на подвеске.

 

 

Внезапный гул, как тысячи тросов,

Вдруг открывают ход из преисподней,

Как молот каменный вдруг лязгает засов,

А может не засов? Пути господни…

 

Глазами филина смотрю и… ничего.

Вдруг слышу хор печальный замогильный,

Я был психически вчера ещё того…

Нормальный, а сегодня - псих стабильный.

 

 

Стоп, не дурак, подумал, ли я сам?

Какой тут хор? Эффект в момент отлива?

Веслом работаю одним, потом двумя.

Что за углом щербатого залива?

 

Туман спускался сверху по Клешне,

Такого грязно-серого оттенка

И вдруг, как узник выйдя из застенка,

Огромный крейсер шел навстречу мне.

 

При свете звезд он шёл почти бесшумно,

Загадочным свечением горя,

Как будто надвигается гора

И тени не отбрасывает лунной.

 

Откуда тут карающий посланник

С нацистскою символикою в круге?

Задравши пушку этот мрачный стражник,

Что охраняет здесь средь скал в округе?

 

Я в шоке, как герой из киноленты,

Что замер, словно сказочный менгир,

Стою с веслом как царь на постаменте,

А голос внутренний: «Беги!!! - Avec Plaisir!»

 

Мотор чихнул и сдох: секунда-вечность.

Быстрей на весла, мать твою взашей,

Сто метров до укрытья – бесконечность

Жму, будто на галере сто чертей.

 

Крюк на верёвке зашвырнул за выступ

И к сумке махом - там аппаратура,

Ночная съёмка, а со мною приступ:

Трясутся руки… Как снимать? Халтура…

 

Противный гул, пот липкий словно клейстер

И каждой клеткой чувствуешь опасность,

И шелест - за спиной немецкий крейсер,

На смену страха вдруг пришла азартность.

 

В отсвете лунном чуть названье борта:

Какой то « Браун…берг» и номер «23» -

Пол века с гаком ни войны, ни фронта,

Нацистский крейсер как уберегли?

 

Он тихо шёл. Во мне червяк-загадка:

Снять бы со светом - сказочный пижон,

В меня охрана стрельнет для порядка,

Чтоб, сука, не вылазил на рожон.

 

Мне рожу в небе скорчила луна,

Как будто: «Я тебя предупреждала…»

Сижу в укрытье, гребешком волна,

А чёрный стражник плыл в глубь океана.

 

Крадусь по новой, где-то с полчаса,

Я осмелел. Где у скалы калитка,

Что выпускает чёрта? Чудеса.

Галюцинация? Теперь играет скрипка…

 

Нет, показалось, то ночная птица.

Поёт протяжно как за упокой.

На горизонте вспышка, Мне не снится?

По-моему, идёт серьезный бой.

 

Я слышу выстрелы, огни на горизонте…

Бухтит протяжно мощный пулемет.

Одна, вторая вспышка, как на фронте…

Теперь бьёт пушка или миномёт?

 

Залп - световые падают ракеты,

Треск и секунды нет для тишины,

А ведь не слабо бьются там ребята.

Но, чёрт возьми, не призраки они?

 

И посреди карминовой той ночи,

Вдруг вижу приближение огня:

На всех парах корабль, между прочим,

Летит в скалу, в то место, где был я.

 

 

Всё на меня, проклятье, что за напасть?

Тут судно сильно дало крен по борту,

Летит задравши над водою лопасть,

Я прячусь за уступом, ну вас к чёрту.

 

На судне слышу паника и крики,

Мерцает свет, на мостике стрельба.

Блаженный вопль раскатом: «Помогите!!!»

Спасаться было поздно. Не судьба.

 

Под щупальцами монстра-осьминога,

Трясётся жертвой судно, кверху лопасть.

Сжимают кольца дьявола морского,

Корабль на скалу летит как в пропасть.

 

Гигантские толстенные отростки,

С мясистыми присосками на щупах,

Швырнув на камни судно по-злодейски,

Вдруг исчезают в пенных чёрных водах.

 

Представил ужас, крики рулевого,

Безумный взгляд - он ждёт неотвратимость,

Команда помешалась: «Кракен!!!...ТОго!!!»*

Сто метров… десять до скалы… свершилось!

 

Железный борт вдруг бросился на приступ

И раскололся как большой орех,

Безумный взрыв – огромный белый выхлоп:

Зашлась взрывчатка в трюме как на грех.

 

***

Корабль был не крейсер – как ни странно,

Мой плот свернув ударило волной,

Я прыгал словно в цирке обезьяна,

Солёный душ пролил над головой.

 

А с неба падали тряпьё и доски сбоку,

И чёрт те что посыпалось кусками.

Мне из воды вдруг кто-то тянет руку,

Она дрожит, скрываясь под волнами.

 

***

 

Всё догорело здесь и снова тишина.

Лишь рядом плавает со шхуны табуретка,

А голос внутренний: «награда ждёт тебя:

Что не обделался от страха – съешь конфетку»

 

Прошло еще, наверно, с четверть часа,

И в тёмных водах вспыхнули огни,

Огромными большими светляками

Кружили долго… странные они.

 

Больших четыре, с мощными лучами,

Подводных лодок? Это невозможно.

Такая скорость… то в кольцо сжимались,

Потом цепочкой плыли осторожно.

 

А я смотрю, они как будто таят,

Идут ко дну, в глубины океана,

Я был в азарте – съёмкою был занят:

Смотрю в глазок, - как в муть на дне стакана.

 

 

Уже светало. Я чумной и мокрый.

Переоделся, в сумке две рубашки.

Усталость валит, голос солнца добрый:

«Давай-ка выпьем, что ли, по рюмашке?»

***

 

И я заснул. И снилось мне про это…

Как будто я попал на фестиваль,

Насилу добежав до туалета,

А вместо унитаза там рояль.

Что общего в рояле с унитазом?

Есть крышка там и там, чего гадать?

Спустив штаны стою офанаревший:

Не зная нот, ну как на нём играть?

 

Дурацкий сон. Проснулся, Припекает.

Проплыл и камерой доснял ночное зло.

Обломки, мусор с пеной и, кто знает,

Что ночью этой здесь произошло.

 

А время шло. Столкнув балласт-канистры,

Мотор включил и, сволочь, - всё в ажуре.

Там, где-то ниже, ждут контрабандисты.

В бинокль вижу их, стоят на карауле.

 

 

Жижа Череповский (Чёрный Поэт) Харьков

2018 (фото инета)