Вторая французская центурия
В любви и на войне одно и то же: крепость, ведущая переговоры, наполовину взята.
Маргарита де Валуа
1.
Тебя встречали, в общем-то, неласково
в пределах переполненной провинции.
Всё прошлое лишилось стойких принципов.
Всем будущим - не вымолить их честности.
Что ж, милая Марго, жена Наваррского,
зачем тебе любовь бездумной челяди,
коль не страдаешь приступом виновности.
Лишь ветер дует, с точностью на Австрию,
чтоб вырваться из лап страшнейшей новости,
о множествах погромов.
Перестроиться
не позволяют страсть и откровения
с кухарками, служанками. Их веянья
преступны, и плывут в британских клиперах.
Не горбься, дорогая, перед Троицей,
не то - твой протестант, пред всеми кипами,
ударит кулаком, что весит с курицу.
Но, знай теперь одно: век, в коем роются -
позволит за себя другому скурвиться.
Марго, твоя постель осталась скомканной
одной тобой в период брачной ноченьки.
Какие были нравы! Только нонче ли
беседовать о нравах в высших действиях?
Твоя душа повенчана с той комнатой,
в которой перетапливалось детство и
та юность, что пророчила сохранности
твоей судьбе, но выручила сомкнутость
с любым в Париже, в частности, - с охранником.
Твои глаза - скорей к усталой женщине
имеют отношение, чем к дамочке,
что держит сердце Франции; что в тамошнем
родстве с, держащим меч, пророком нации.
Не бойся жить. Тебя осыпят жемчугом.
А мученики? Пусть, покорно маются
в тяжелых кандалах, на пыльных улицах.
В них ангелы довольно тихо шепчутся:
"Не бойтесь смерти. Смерть теперь целуется!"
Простись, Марго, с пророчествами, с умыслом
посеять зёрна розни в тихих пахотах.
На их костях, увы, построят пагоду.
(Исход различных вер, что не примирятся).
Держись своих корней, и будь той умницей,
в которой жив и дух чужой провинции,
и - духи, что летят к фламандским просекам,
но прежде убегают тёмной улицей,
в тот самый миг, когда истошно просится
цыганка в два пристанище торгующих
вином и рыбой выловленной в Сене.
Твоя семья - кровава. Чьи-то семьи,
и создаются кем-то для расправы
над слабыми? Но правильно ли, будущим
стрелять в живущих ныне, тех, кто правил
другим крылом французского полёта?
Ты видела всю голь, ребёнком будучи.
Ты видела, не меньше тысяч плёток,
которые взмывали над телами
приговоренных к пыткам первой степени.
Ты охладела. Стала очень степенной,
увитой политическими лозами.
Коль речь идёт о маленьком тиране,
не стоит расточать пустые лозунги,
среди настенных рожиц, живших косвенно.
Мой ангел мне кричит: "Уймись! Ты ранен!
Протянешь эту ночь..."
Так значит, кончено!?
Всю ночь я буду в доме, за талмудами,
по крайней мере, совестно не пробовать.
Ну что ж, Марго, вот - маленькая проповедь
влюбленного в тебя, до помешательства.
Моя любовь незрячая - там мудрости
хватает лишь на минимум стяжательства,
в душе того, кто прятался за бедностью.
Свобода же дарована, без мутности,
тому, кто не прочувствовал запретности.
2.
Как много, Боже, пролито воды.
Марго, я жив. (Проспорил подлый ангел).
Поскольку счёт кончающихся англий
зашел в среду десятков - будем живы.
Любить тебя так просто. Но водить
пером не зная сна, терзая жилы -
довольно изнурительно. О там ли
под самым сердцем, маленький волдырь,
что сохраняет страсть к великой тайне?
Ох, сколько в мире выдохлось владык.
Мои черты бесспорно погрубели.
Мы виделись однажды. В юном теле
рвалось и трепетало сердце птицы.
Я, помню то, как спрятался за дым
твоих волос, предчувствуя ресницы
у бурых щёк. Прошу, обдумай в полночь
что важно для меня, моих святых.
Но ты меня, конечно же, не вспомнишь...
3.
Марго, ты умираешь каждый день
в тяжелых снах, в других нетрезвых думах.
О, Франция, - трагическая дура,
сумевшая увлечь тебя к повозке
скуластой смерти. Некуда их деть -
воспоминанья. Выбегу по воздух,
который был так нужен твоим лёгким,
вдруг - чувствую тебя, но вижу смерть
над городом, в стремительном полёте.
