Горькая победа

Мой китель кольчугой медалей звенел и сверкал!
Я спрыгнул с подножки вагона. Нашлась бы подвода...
Костыль - не помеха, в груди - нетерпенья накал:
Ушёл в сорок первом, и не было писем два года.
 
Гостинцев привёз с покорённой германской земли
На всех! Вещмешок, словно горб у верблюда, тяжёлый.
Детишки отца не узнают. Поди, подросли.
А старшеньких двое, должно быть, пошли уже в школу.
 
Вон дед на телеге...
- Отец, подвезёшь в Васильки?
К своим побежал бы пешком, да нога вот хромая!
Неловко застыв, молча смотрит он из-под руки,
И медленно в душу вползает змея ледяная.
 
- Сынок... Ты не знаешь? Тут немцы стояли у нас.
А там, говорят, партизан привечали, кормили...
Слетелось гестапо (будь проклят недобрый тот час),
Сожгли Васильки. Всех загнали в сарай и спалили.
 
Да как же? Анюта... детишки... Война позади...
Бомбёжки... Неужто же фронт безопаснее тыла?
Мир глохнет и слепнет, и сердце смолкает в груди,
И чёрное солнце бессмысленно в небе застыло.