Посвящается Рубис Зинаиде Александровне (1911-1987)

 

1984 год. В уютной небольшой комнатке на столе и комоде расположены в каком-то заведомо известному одному хозяину, вернее, хозяйке, в медных рамках, потускневших от старости, фотографии довоенных времён; сувениры из Крыма в виде беседок с колоннами, с глазком на дне, и когда смотришь в этот глазок на свет – виднеется чёрно-белый слайд, на котором счастливые люди в диковинных одеждах середины 20-х годов двадцатого столетия стоят на набережной и радуются отдыху в Евпатории; тяжёлая кованая шкатулка, запирающаяся на ключ, скорее всего, скрывает невиданные сокровища, которые представляет моё детское воображение, так как всё, что я вижу, непривычно моему глазу – от белоснежных накрахмаленных скатертей, до подушек в кружевах, сложенных в стопку на огромной металлической кровати с набалдашниками. Дух времени, того, о котором не знаешь, но который проникает в тебя, возбуждает детские фантазии, заставляет говорить полушёпотом со старушкой - Зинаидой Александровной Рубис – или просто бабушкой Зиной, которая смотрит добрым, ласковым взглядом и рассказывает, рассказывает о своей жизни – в дореволюционной России, в гражданскую войну, времена НЭПа, довоенное время и, умолкая, с какой-то внутренней болью, о самой войне, которую пришлось пережить в блокадном Ленинграде.

 

Зинаида Александровна была связисткой, которая работала в 1941-1943 годах в Смольном, принимая и отправляя депеши о том, как выживает город, а вечером, после утомительного рабочего дня, поднималась на крыши домов и тушила зажигательные бомбы в бочках с водой.

- Бабушка, скажи, а как ты выжила в блокаду, ведь я читала, что еды в городе не было.

Зинаида Александровна берёт в руки тяжёлую шкатулку, вставляет ключ и… достаёт из неё серую тряпицу, которую начинают разворачивать артритные пальцы. Я затаила дыхание: «Сейчас мне покажут сокровище, которое таится внутри шкатулки...», - но разочарование отражается на моём лице, когда я вижу в ладони бабушки Зины засохший чёрный брусок.

- Что это? – удивлённо спрашиваю я, а Зинаида Александровна, всхлипнув, говорит:

- Это – жизнь… Хлеб, 125 блокадных граммов, которые помогали выживать тем, кто был обречён на голодную смерть…

Я смотрела на этот потемневший сухарь и никак не могла понять, как люди могли быть сытыми от такого маленького брусочка? А Зинаида Александровна проводила по моим волосам и говорила:

- Да, детка, тяжело было всем. Был у меня ещё дополнительный паёк, который я получала как военнослужащая, но этот паёк приходилось делить с соседями, у которых были истощены дети. Своего ребёнка я потеряла в самом начале войны, а муж погиб на фронте, поэтому соседские детишки были мне родными. За их жизнь приходилось бороться, подкармливать. А знаешь, что самое вкусное мы ели за время блокады? Это салат из лебеды и… суп из кошки, на который меня пригласила сестра Вера. Её сосед принёс мясную тушку и сказал, что ему удалось добыть кролика, но мы-то догадывались, что кролики давно уже были съедены, и большой удачей было раздобыть крысу или кошку, из которой и был приготовлен тот незабываемый суп…

 

Завернув тёмный брусок в тряпицу, бабушка Зина бережно уложила его в шкатулку, крышку которой заперла на ключ:

- Вот такое у меня осталось богатство, и дороже этого хлеба для меня нет ничего в целом свете, - смахнув слезу, сказала Зинаида Александровна – подопечная моих родителей, которая в силу возраста и нездоровья осталась жить в нашей семье..

Много прошло времени, но лицо блокадницы стоит передо мной как живое. И я сама стала бережливо относиться к хлебу.