Темно, и разных вод смешались имена. Окраиной басов исторгнут всплеск короткий...

Б.Ахмадулина

 

 

 

 

... у меня впечатление, что кто-то, в своё время, привёл в этот город Бога, и уйдя - оставил его здесь навсегда...

 

Из воспоминаний простого обывателя

 

 

 

 

 

... и крик незамерзающего порта

не поглоти'т нормандский известняк,

как высохшая губка.

Известят

ли нас о переплавке старой смерти

на новые рождения?

Нас портят

налоги, изменения. И в свете

вчерашних пертурбаций - ветер дует

куда-то вверх. И видимая плотность

судов вдали, раскачивает думы

 

 

 

до уровня трёх баллов.

Сотни труб.

И валит дым. Искусственность тумана

присуща этой местности. Так мало,

здесь сказано о будущем; о страсти,

которая являет тяжкий труд.

Звучит набат, наверно, для острастки

кричащих птиц, что осаждают плотно

останки палуб. Нет! их влажный труп.

Вот, повторяя выпады двух лодок,

 

 

 

суда уже пытаются прервать

сплошное подражательство. Их голос

звучит теперь по-новому. И гордость

не терпит попирательства в пространстве,

в которой мутной радугой плева

пролитых топлив, силится пробраться

поближе к свету.

"Путь на юго-запад! -

кричит матрос. И, позже: "Мне плевать,

на собственную душу и - на завтра!"

 

 

 

И сумрак растворяется. И за

привычным горизонтом рдеет утро.

И время несгораемо, но утло,

что, впрочем, так естественно в широтах,

в которых даже синие глаза

попеременно меркнут, как штрихкоды,

что живо чередуют черный с белым.

Днём смерти нет. Но как же жизнь связать

с таким прямым отсутствием?

И беглым,

 

 

 

и сирым взглядом корабельный док,

что бережно хранит в себе "Титаник",

окинув, вдруг начнешь уже детальней

рассматривать вздохнувшее пространство.

Ты соглядатай. Твой начальный долг

смотреть на всё настолько беспристрастно,

чтобы не вздрогнуть так пристрастно глядя

на цепь в ночи оставленных следов,

что даже днём видны на водной глади.