Он не часто заходил в этот бар... Ну, может пару раз в месяц и то, не каждый. Старался вообще не пить... Но иногда тянуло безбожно. Здесь было малолюдно и тихо, если не считать негромкую музыку - играл саксофон и ещё какой-то тоскливый инструмент.

Для настроения было то, что надо. Он брал бутылку виски и сидел, пока не отпускало. Обычно хватало пары часов.

Он курил сигары, память услужливо подсовывала картинки.

Мари, в безумном одеянии из перьев и блёсток, бросается ему на шею, болтает без умолку, смеётся… И дома, уже без макияжа – такое измученное, родное лицо и горькая складка у рта.

– Ну почему ты не хочешь понять меня, это дело жизни, мой заработок, наконец! Я не хочу висеть на шее у кого бы то ни было! Да, в кабаре много мужчин, но я люблю лишь тебя и остальные – только антураж, публика?!

Он наливает очередную порцию виски, делает затяжку…

И в другой день - он стоит незамеченный никем и наблюдает, как она откровенно флиртует со смазливым парнем из подтанцовки.

Нет, он не будет доверчивым ублюдком, которому вешают лапшу на уши. Полтора года верить в этот бред под названием любовь и верность!

Он ушёл по-английски, он не стал выяснять, что к чему, и так всё было предельно ясно.

Он помнит звонок от неё - не тот, со слезами, сразу после ухода, а спустя четыре месяца и потерянный слабый голос в трубку: Может вернёшься? Я не могу без тебя…

Но он уже закрыл эту страницу.

Потом был вызов в полицию и фото… Она в ванной…

- Вскрыла вены, – полисмен вздохнул - Оставила записку «Прошу никого не винить»…

Он вышел из бара, ссутулившись, сел в машину и погнал к переезду. Старенький шлагбаум был закрыт, невдалеке гудел приближающийся поезд. Оставалась буквально пара секунд… Он нажал педаль газа и, сорвав шлагбаум, остановился на рельсах…