Греховная страсть. Рассказ.

Лгать - Бога прогневить, правду говорить - людям досадить и молчи… 

За что прощать того, кто твёрд в грехе.
                Шекспир               

Греховная страсть.

Рассказ.

Дарина спешила на встречу с ним. То чувство, которое её гнало, не знало пощады. Только она не понимала суть его, откуда такая боль, этот холод, сковавший её сердце? Её разум сопротивлялся, напоминая слова Гамлета: проснись, мой мозг!   Снова мой разум стал шалить, затевать судьбоносную игру.  Разум, которому можно подчинить рассудок, сужденье, опять ведёт меня к моей гибели или счастью, лишив меня познавательной деятельности мозга, способности логически мыслить.  Капризное, вздорное желание, надуманная потребность  не даёт мне обобщать результаты наших встреч, когда он меня отверг.  Это чувство не позволяет сделать выводы, осмыслить происходящее. Но она шла, надеялась- это не обман чувств, с которыми она жила, а теперь спешила к нему, не зная ради чего, а может быть и ради близости.

Горный князёк-мелик Рауф был потомком древнего рода столбовых дворян, красивый, высокого роста,  крепкого телосложения, хорошо был образован. Получив сообщение от своей возлюбленной Дарины, ждал её на берегу реки и едва удерживая коня за уздечку, стоял под чинарой и мучительно спрашивал себя: а что на этот раз? Ведь наши отношения зашли в тупик, чего же боле.

- Что за срочность сударыня в такой поздний час? - встречая её, недовольно спросил он. Это ваше сумасбродное желание видеть меня, всегда меня тревожило. Порой часто вы поступаете безрассудно, что противно здравому смыслу. Капризное, вздорное желание, вами надуманная потребность, вынудили вас встретиться со мной и ради чего же? Однако, кажется, вы тогда что-то не договорили, так ли это? 

Она не могла говорить, перехватило дыхание от волнения. Чем ближе к нему она подходила, тем больше усиливалось это волнение.

- Меня к вам привело не вздорное желание, сударь и никакая надуманная потребность, - дрожащим голосом начала она. Я вынуждена сообщить вам, что немедля уезжаю в свое родовое поместье под С.Петербургом и выражаю надежду, что вас больше не увижу, не стану раздражать своим присутствием, возмущать ваше спокойствие. Я вас любила, а вы нет. Поиграв мною, бросили меня, этот ли поступок достоин дворянина? Я вас не виню, сама в этом виновата,  легкомысленно поддалась ложному чувству и была увлечена вами, за что теперь наказана. Я написала вам письмо в двух строчках, молю вас, прочитайте его, но только после моего отъезда. Да храни вас Бог, - она, рыдая, молча, вложила в его руку записку и исчезла в южной ночи. Рауфа охватила досада, чувство раздражения, неудовольствия, еще больше вывели его из себя. Даже поговорить не удалось, - подумал он, садясь на коня.

Княжна Дарина была приемной дочерью князя Чилинского, тайного советника 3-класса, после смерти которого унаследовала его поместье и всё его состояние. Была красива, отличалась острым умом, вела аскетический образ жизни. Была набожная, богомольная, строго соблюдала все религиозные обряды. Несколько месяцев назад находясь в балу у графини Ленской, познакомилась с графом Чекмезовым Рауфом и сразу же влюбилась. Он пленил её своим обаянием, эта притягательная сила, исходящая от него аура, как нимб, сияла вокруг её головы, тела,  основательно очаровала её, поселившись в сердце, чуть не сводя с ума. 

- Вы всегда такой галантный, изысканно-вежливый с женщинами, граф? – улыбнувшись, спросила Дарина, когда он протянул ей бокал шампанского.
- Только теми, княжна, которые мне нравятся, - беря её под руку, ответил Рауф.
- Что-то мне душно, может нам прогуляться на свежем воздухе, да прийти в себя после шампанского?- махая веером, предложила Дарина. Он кивнул головой, не отпуская её руку, повёл к лестнице, ведущей на первый этаж, а затем на улицу.
- Право, Марина Ленская превратила бал в настоящий маскарад, очень шумно, но весело. Наверное, мы все здесь затворники в своих поместьях, как монахи, давшие обет не выходить из своей кельи, жить в затворе. Разве вас это не утомляет граф, и вам непременно хотелось бы вернуться в суетливую городскую жизнь?

На берегу было прохладно, лёгкий летний ветерок со стороны снежных гор приносил прохладу и вместе с ним облегчение.

- Нисколько, княжна, я ведь горец, родился и живу тут, в селе Ермоловск, где река Псоу, море и вот те величавые горы никогда не меняющие свои белые шубы и вечно окутаны в саван, - садясь на свежескошенную траву, ответил Рауф. Лунный свет отчетливо освещал её стройный стан, белокурые волосы, которые слегка развевал ветерок. Где-то недалеко одинокий кузнечик затеял свой сольный концерт, не преставая издавал стрекочущие звуки. Дарина любовалась отражением лунного света в воде, который отображал причудливые тени. 
- Я очень устала, граф, не сочтите за труд, проводите меня до моего особняка, хочется отдохнуть, да и прохладно становится, - зевая, тихо произнесла Дарина. - С удовольствием, Ваше сиятельство,- снова беря её под руку, ответил Рауф. 

Двухэтажный особняк с колоннами стоял на самом берегу реки. Только на первом этаже горел тусклый свет, то ли масляная лампа, то ли длинные свечи на тяжёлых персидских подсвечниках шандал. 

- Может быть, граф желает откушать кофей? - вдруг спросила Дарина. Я сейчас распоряжусь, только провожу вас в гостиную.

Гостиная смотрелась как музей: стены были украшены персидскими коврами, на которых была развешена  большая коллекция огнестрельного и холодного оружия древности ручной работы. Все они были инкрустированы, украшены узорами, изображениями из кости, металла, дерева, перламутра . На стенах висели картины фламандских художников, иконы, гравюры Ушакова. Вся мебель была изготовлена в стиле интарсия. Верх обеденного стола была отделена яшмой, на столе стоял большая яшмовая ваза.

- Я вижу у вас фламандцы Галле и Ван Дейк, надеюсь, они подлинные или хорошие копии, - садясь на турецкое канапе, тихо произнес Рауф. 
- Да, покойный князь Чилинский очень увлекался искусством, - ответила она. С вашего дозволения граф, я переоденусь, а  служанка сейчас принесёт всё необходимое.
Бесшумно вошла служанка, неся на серебряном подносе хрустальные бокалы, рюмки и фарфоровые графины с коньяком и вином, фрукты.
- Ваше сиятельство, кофей щас будет готов, еще, что пожелаете? - тихо спросила она.
- Пока ничего Лариса, иди к себе, в случае надобности вызову.
Она была в платье из голубого шелкового муслина с короткими рукавами. Платье хорошо обтягивало её тонкую фигуру, особенно выделяя стоячие девичьи грудки. 

Он, энтот князёк-то в свете слыл лихим сердцеедом, жил ради чувственных наслаждений. Он чувствовал, как вожделение наполняет его, страстное, чувственное половое влечение возбуждает его. И улучив момент, когда она проходила мимо его, обдав запахом дикого жасмина, обхватил её тело, притянув к себе, усадил на канапе. Она не сопротивлялась даже тогда, когда он своим губами обхватил её тонкие умащенные помадою губы. «Быт может, чувствий пыл старинный им на минуту овладел…», как говорил великий Поэт. 

- Молю тебя только не здесь, - в плену страсти прошептала она, - пойдём в спальную. Она сама, чувствуя, как он возбудился, поправила его член в свою усладу, издав лёгкий стон. Он наслаждался её белым мягким телом, утопая в неге. Они испытывали удовольствие, упоение, наслаждение, вливаясь в единый поток сладострастия.
Вот так они наслаждались друг с другом, однако бывает, когда и удовольствия приедаются. Добившись своего, у него быстро погасло желание, и он постепенно охладел к ней.

После расставания с Дариной вернувшись в свой особняк, Рауф не раздеваясь, преподнёс записку к масляной лампе и прочитал, то, что она написала.

«Я безмерно была счастлива с вами, граф, благодарю вас, но я не имею права скрывать от вас, что я беременна. Я была, обращалась к опытной повитухе, но она мне отказала, что это грех перед Господом и убивать дитя не станет. Да и правильно, я счастлива, что у меня родится дитя от любви. Оставаясь здесь, я не смогу перенести пересуды, презренья, с которым ко мне будут относиться. Прощайте, мой губитель»

Ему казалось, что земля уходит из-под ног. Налив полный бокал коньяка залпом выпил. Может быть, она еще не успела уехать, тем более ночь, а? - подумал он и  пустился бегом к её особняку. Долго никто не подходил к воротам, несмотря, он не переставая, звонил в колокольчик. Подошел сонный сторож.

- Их сиятельство отбыли, вся прислуга распущена, - невнятно буркнул он.
Она может быть у графини Ленской, - промелькнула мысль, но Ленская не стала даже его принимать, наверное, она знала о делах своей подруги. Пожилой камергер, на шее которого постоянно висел ключик на голубой ленте, особый знак среди слуг, коротко произнес: вам отказано, сударь и, шаркая лощеными сапогами по паркету, удалился. Кажись, записка Дарины погрузила Рауфа в замешательство, обозначила дилемму, и он лихорадочно искал выхода. 
- Вот это да, мир рушится, боже мой, что же я натворил, погрузил в небывалую печаль женщину, которую когда-то безумно любил, - бормотал он, под нос, возвращаясь в свой особняк. И эта Ленская еще та сучка, вряд ли расскажет что-нибудь, а ведь знает, где её родовое поместье под С.Петербургом, даже не приняла меня эта фурия, наверное, с ротмистром Ермоловым кувыркается.  Конечно, он был зол, прежде всего на себя, когда начал флиртовать с графиней Нарышкиной и теперь отчетливо осознавал, что любил-таки он только Дарину и потерял её, этот жемчуг, как тот тупой индус.

Прошло три года после этих событий, Рауф участвовал в кавказской войне, выжил и, несмотря на настоятельное напоминание матери о женитьбе, наследнике, уходил от разговоров. Просто не сумел он избавиться от излома души, на островке сердца по-прежнему жила Дарина.
Однажды, как-то летом отдыхая на берегу озера Рица, случайно встретился однокашником из школы прапорщиков Ремизовым. Выпили, поговорили о пустяках, вспоминая школу, по-детски смеялись.

- Ты знаешь Рауф, я как-то случайно оказался у гробницы святого Василиска, увидел такую очаровательную женщину, как Пафосская богиня, правда она гуляла с мальчишкой. Щедрая, весёлая и все её  звали Ваше сиятельство Чилинская. Рауфа чуть не хватил удар, но он быстро овладел собой.
- Так вот- она построила замок прямо на берегу реки Бзыбь, там и живёт, недоступна, скажу тебе, - закуривая пахитоску, подытожил Ремизов.
Рауфу не хотелось спросить подробности, он верил в Бога, его милосердие и ждал своего счастливого часа. Это конечно, она, - подумал он, редкая фамилия, значит, у меня объявился наследник. Только одна мысль тревожила его: простит ли? Прощение обид, а простил ли он самого себя, как тот вечер, назло ей флиртовал с другими? Разве он не понимал, что делает ей больно, что она страдает, слушая все глупые пересуды туповатых кисейных барышень? О, стыдливость, где ты? За что прощать того, кто в плену греховной страсти и снова вяз в грехе? Покаяться в грехах, молить отпущение грехов, пусть, вольный или невольный, но тяжкий, ведь своим поведением он обрёк её на страдание, нравственному мучению. Её уход чуть ли не довел и его самого до бездны.  Теперь у него проснулась совесть - чувство и сознание морально-нравственной ответственности перед ней, да и своим ребёнком. Раскаяние, исповедь перед совестью. Теперь он понимал её состояние- как застывала кровь от унизительных насмешек светских дам, что должно было бы вызывать скорбное чувство, вот поэтому она поспешно покинула свое поместье, не надеялась, что вернёт его.

Ему недолго пришлось искать её особняк на берегу реки Бзыбь.  Она в белом спортивном одеянии на лужайке учила мальчика, как ракеткой ударить по волану. Увидев его, она присела на скамейку в беседке, снова перехватило дыхание, как в тот, прощальный вечер под чинарой. Он опустился на колени перед ней и молча головой, прижался к её груди и выронил одно только слово: прости. - Бог тебя простит граф, - а затем позвала мальчика.

- Михаил, твой отец вернулся с войны, иди, познакомься, пожалуйста, - сквозь слёзы выдавила она из себя…. 
Он был не глупым и не изменился по отношению к Дарине, потому что любил, и тут прав Конфуций: не меняются очень мудрые и очень глупые…

25-31.10.2014г.                          м.м.Б.