Что нам делать-то, Джек?

Что мы делать-то будем, Джек,
когда сделаемся бесповоротно стары?
Когда нас, по истертости стольких дек,
Перестанут корежить судьба и ее удары?
Что нам будет светом, счастием и опорой,
Когда в раме зеркала на стене в прихожей
Будут заткнуты телефоны соседки, пожарной и скорой?
И я буду в платке и кофте на старую птицей похожей
Всякий мелкий сквозняк ощущать желтоватым пергаментом-кожей?
Что нам делать-то, Джек, когда нам останется меньше трети?
Когда к нам, представляешь, Джек, приедут вдруг наши седые дети
С бойкими внуками, младше нас в пол столетья?
Как смогу не бежать за ними, а только смотреть я?
Это старость, она неизбежна, неодолима,
Она смотрит на нас с прозрачной улыбкой мима,
И смеется на наши вопли, что годы проходят мимо,
Потому как наше негодование даже мило.
Она только закономерность, одна из ступеней быта,
Как и то, что по юности лет ее дата в проброс, забыта.
И к ней все привыкают. И мы ведь тоже привыкнем.
Но я думаю, Джек, что пока мы ее не кликнем,
Она к нам сама никогда, никогда не придет.
Потому как встретит ее пусть и всякий, но скорее уж тот, кто ждет.
А мы будем с тобой в нашей стае как волчии вожаки,
Пусть уже не дурачиться и не цапаться, как наши щенки-дураки,
Но все также виски по пятницам, джаз, сигары и мы с тобой – игроки,
Знаешь, я даже пожалуй не стану снимать свои каблуки.
Я не знаю, что будет, мой милый до звона по струнам Джек,
Сколько зим нам отмерено, сколько мостов и рек,
И куда по итогу мы с тобой пританцуем, прискачем и приплывем.
Но в любом раскладе мы не то, что до внуков, до правнуков доживем.