Прав был Пушкин, сказав, как всегда, точно: «Есть упоение в бою и мрачной бездны на краю…».

На ревущем дизельном ЗИЛе с нагруженными «по самые никуда» термобудкой и прицепом мы тащились, замыкая колонну машин, по тундре вслед за шнековым снегоочистителем, сооружённым на базе мощного полноприводного тягача, пробивавшим утром дорогу сквозь снежные наносы от затерянного на берегу Баренцева моря посёлка к «большой земле».

После бурной бессонной ночи страшно хотелось спать. Но какой сон, когда дорога – не дорога, а сплошная нервотрёпка!

Ведь это же – просто скверный анекдот: легковушки ушли в очередной отрыв и снова застряли, заблокировав проезд снегоочистителю, а значит – и всей колонне!

Устав проклинать водителей-«умников», я погрузился в мысли и воспоминания о прошедших горячих денёчках. Припомнить, и вправду, было что…

 

Самая обыкновенная торгово-закупочная деятельность порой может быть необычайно интересной.

Приехав в третий раз за эту нескончаемую зиму в Мурманск, я, как всегда, заявился в поисках оптимального товара в порт к своим хорошим знакомым. Они, сетуя на то, что совершают должностное преступление против своего предприятия, стали обзванивать соседние конкурирующие торговые точки, чтобы помочь мне найти что-то подходящее. И одной из женщин-менеджеров удалось отыскать очень заманчивое для меня предложение. Правда, она высказала сомнение в том, что мне захочется ехать за найденным товаром. Товар находился в Териберке, посёлке у небольшого порта на берегу Кольского залива Баренцева моря, удалённом от Мурманска всего на каких-то восемьдесят километров в сторону засекреченного города Североморска. Когда я выразил удивление по поводу сомнений женщины, она в ответ лишь загадочно улыбнулась и сказала, что нет ничего страшного, и многие туда ездят, тем более что на завтра – хороший прогноз погоды. Просто часть дороги проходит по тундре.

Проходит, и пусть проходит. Что с того? Если была бы распутица… Но какая распутица зимой! По карте всё было предельно ясно. Блуждать негде. Вперёд – и с песней! Вот только дни в Мурманске зимой очень коротки, поэтому выезжать надо до рассвета, затемно.

Наутро мы с Колей Орешкиным, шофёром экстракласса, которому любая дорога – что море дельфину, рванули из Мурманска ни свет ни заря. Погода и впрямь была хорошей, а небо - звёздным, насколько может быть звёздным зимнее мурманское небо, подёрнутое морозным туманом. На дорогах уже появлялись первые машины. Их встречный свет резал и слепил плохо продранные ото сна глаза.

Спокойно выехали из города и к рассвету уже были у военно-морского кордона, перегораживавшего дорогу. Нас пропустили, записав наши данные, когда удостоверились, что в Североморск мы не поедем.

Пройдя примерно половину пути, мы оказались на ледяной дороге, посыпанной рыжим железистым песком. Колёса достаточно крепко удерживали дорогу под нами, и мы могли ехать с «приличной» скоростью, до тридцати километров в час. Но километров через пять «лафа» кончилась. Посыпанная песком дорога свалилась в карьер, а перед нами легла пустынная накатанная узкая ледяная полоса с выпуклым профилем, даже стоять на которой было страшновато. Снежная равнина по обе стороны выдолбленного в снегу жёлоба была вровень с нижним краем окна в двери кабины. Но Коля – мужик-кремень. Надо, значит надо.

 

Через несколько рейсов я потерял своего дорогого шофёра, равных которому не встречал. Никогда не смогу забыть, как ночью он уверенно гнал по узкой витиеватой карельской дороге почти в полтора раза перегруженный против допустимой нормы ЗИЛ с прицепом со скоростью под сто двадцать, в то время как навстречу нам по осевой линии неслись слепившие глаза автобусы и фуры.

Финны, вырвавшись на российскую свободу после своих «драконовых» правил на дорогах, вели себя на трассах очень нагло.

Никогда не забуду, как Николай удержал машину на правой обочине, спася тем самым и груз, и машину, и, конечно же, наши жизни, когда на выходе с Кольского полуострова на полном ходу «рванул» правый передний скат.

Потерял я Колю по его почти невинной глупости. Он никогда в поездках не покидал надолго своего любимого «коня», дневал и ночевал в нём, отказываясь от гостиничного номера. А порт есть порт. И жизнь на портовых автостоянках имеет свои особенности. И вот однажды Коля привёз из Мурманска жене «в подарок» не самую приличную из болезней, если болезни вообще могут быть приличными. Врач не пожалел Колю, не стал выгораживать его перед женой. Может, ждал от Коли взятки, а тот по простоте душевной не смекнул. Жена была категорична: либо - она, либо – командировки!..

 

А пока мы с неунывающим Колей продвигались к желанной цели, не желая пасовать перед трудностями, в машине, которая не слишком сильно отличалась от коровы на льду. Если бы колёса машины могли разъезжаться в разные стороны, она давно бы ёрзала на брюхе, не в силах подняться.

Но когда мы проехали около получаса, дорога стала сливаться с окружающими снежными равнинами. Позёмка, влекомая тонко свистящим ветром, сглаживала тундровые поля, и, если бы не установленные в двух-трёх метрах от дороги веточки-вешки, понять, где проходит и куда поворачивает дорога, было бы невозможно. Здесь уже не было не только встречных или попутных машин, но даже намёка на следы колёс. Не приведи господи съехать с дороги или направиться в неверную сторону! Выбраться с обочины или развернуться на такой, с позволения сказать, дороге – утопия.

Зимняя тундра, хоть и плоская и белая, как лист бумаги, далеко – не карта. На карте к цели вела чёрная, почти прямая полоска дороги. Здесь же от весьма извилистой дороги то влево, то вправо уходили второстепенные отводки дорожек, о которых мы догадывались всё по тем же вешкам. Помня о наставлении ребят на кордоне, мы держались основной дороги, никуда не сворачивая. Но та становилась всё уже, всё неразличимее… Наконец, кончились и вешки.

«Звездец»! Отъездились!!!

Мы остановились в недоумении. Минут пятнадцать мы анализировали ситуацию, но вариантов было немного: мы заблудились. Что же делать?!

И вдруг мы услышали звук мотора. По нашим следам к нам подъехал обыкновенный «Москвич-412», из него вышел мужчина, назвавшийся охотником, который утвердил нас в нашем предположении. Оказывается, пять километра назад нам надо было свернуть влево. Как же мы могли это знать! Но охотник не велел нам расстраиваться, потому что минут через сорок по этой дороге должен был проехать ГАЗ-66, объезжающий по тундре «секреты», скрытые военные дозоры.

Охотник, проверив расставленные капканы и загрузив мешки с добычей в багажник, укатил восвояси. А спустя примерно полчаса мы действительно увидели армейский «Газон». Оказалось, что мы остановились в каких-то двадцати метрах от «секрета», но ребята в бункере себя не обнаруживали, пока не показалась смена.

С «Газоном» дело приняло совсем иной оборот. Коля отцепил прицеп от нашего ЗИЛа, и, ловко действуя вместе с солдатами, буквально за десять минут развернулся. Проехав несколько километров, мы отыскали нужный поворот и с началом сумерек сумели добраться до Териберки, отгороженной от тундры довольно высокими горами, по склону одной из которых, пересекая дорогу, стекал ручей, образовывавший обширные мокрые наледи.

В посёлке нас ждали. Навстречу нам вышли женщины, сразу же пригласившие нас для ознакомления с товаром, хотя их рабочий день уже закончился. Я быстро сориентировался, просчитав стоимость различных вариантов товара, и сделал выбор, отправив машину под загрузку. Потом нас угощали, водили на экскурсию по «современным» цехам, где бригады из четырёх-пяти женщин вручную набивали и закатывали селёдку спецпосола в жестяные банки, горстями отмеряя соль и консервант… Это был конвейер без единого электрического механизма. Стало понятным, почему этот товар всегда оставался в дефиците.

Для сна нам отвели комнаты в бараке-общежитии, где, кроме нас, никого не было. Все женщины порта, в надежде, что мы можем когда-нибудь повторить рискованную вылазку, наперебой делали нам заказы: кому купить красивые сапоги, кому – электросамовар… Нас приглашали отметить приятное знакомство в уютной компании. При этом взгляды наших спутниц были такими обещающими и манящими!

Я нашёл в себе силы отказаться от приглашений. Ветер крепчал, позёмная пурга усиливалась, дорога уже к вечеру местами сравнялась с общим снежным покровом. Надо было до рассвета выйти на неё, чтобы пройти сразу вслед за шнековым снегоочистителем, ведь при такой погоде дорогу заметало в считанные минуты, а ведь мы теперь были загружены «под завязку».

Нас поселили в разных комнатах поодиночке, дабы храпом мы не мешали спать друг другу. Но, как вскоре оказалось, не только из-за этого.

 

Не успел я раздеться и нырнуть в чистую постель, как скрипнула дверь моей комнаты, и в полумраке дверного проёма возник тёмный силуэт. Лишь на мгновение он замер в нерешительности, а спустя всего каких-нибудь две-три секунды фигура, так хорошо ставшая мне знакомой по последним часам, стремительно простучав каблучками лёгких туфелек и по пути от двери сбросив на пол единственный предмет одежды, юркнула под моё одеяло. Я ощутил жар женского существа, по телу которого волнами прокатывалась сильная дрожь.

Я вспомнил это тело во всех подробностях. Женщина была молода, импульсивна, пропорционально сложена. Её фигура, достаточно высокая для северянки, чуть пышноватая в бёдрах, магнетически притягивала взгляд. Чуть плосковатое лицо не отличалось броской красотой, но в раскосых глазах под крутыми дугами густых бровей мерцала контрастная красота северной лунной ночи, в небе которой переливаются сполохи полярного сияния.

Можно долго и нудно распространяться о супружеской верности и порочности случайных связей. Но, во-первых, случайные связи не имеют ровным счётом никакого отношения к супружеской верности. Во-вторых, философы утверждают, что случайность есть одна из форм проявления закономерности. А в-третьих, хотел бы я хоть краешком глаза, хоть на одно мгновение увидеть молодого здорового мужчину, способного уклониться от связи со страстно желающей его молодой красивой здоровой женщиной, оказавшейся в его постели. Да простит мне Господь, я такого себе даже представить не могу. Недаром русская поговорка иронично вопрошает: «Куда желанный денется, когда она разденется?!»

Да, мы были почти незнакомы, и наша связь была именно случайной. Да, мы не любили и не могли любить друг друга. Но всё равно, эта ночь была ночью любви, ведь нашей встречи не было бы, если бы Господь покровительственно не распростёр благодати над двумя своими чадами, а Бог есть Любовь.

Она отдавалась жадно. Боже мой, можно ли жадно отдаваться! Нет, она не отдавалась, она брала, алчно и неистово, не давая ни на секунду остынуть моим желаниям. Мы были одной гигантской волной огромного океана, океана любовной страсти, которая, докатившись до берега, растаяла на нём, оставив после себя опустошение в моей душе. Ночь пролетела, как один миг. Я и не знал, что так бывает.

Неужели все мои мытарства, все волнения и страхи были для меня лишь испытанием на единственном пути к этому мигу любви, пику жизни!

Северянка выпорхнула из моей комнаты за несколько минут до того, как в дверь постучался Коля.

 

Мы наспех умылись, а перекусывать решили уже в машине. И не ошиблись. Когда мы попытались выехать из посёлка на дорогу, нам не удалось преодолеть наледь, образованную струящимся из сопки ручьём. Как мы ни старались, колёсам не удавалось зацепиться за мокрый лёд, а «с разбегу» в горку влезть не получалось из-за тяжёлого груза. Машина, одолев чуть больше половины наледи, неуклонно съезжала вбок. Легковые машины и порожние грузовики достаточно легко проскакивали гиблое для нас место и уходили по засугробленной дороге, не в состоянии нам помочь. Было совершенно ясно, что на буксир нас ни одна из проходивших машин взять не может. Мы находились в растерянности.

Но тут нас нагнал трёхосный тягач со шнековым снегоуборщиком. За две литровки спирта «Ройял», оставленных мной на всякий случай от привезённой из Москвы партии, тягач легко перетащил нас через наледи.

Я крикнул ребятам из тягача:

- Мужики! У нас ещё две литрухи осталось. Может, до Мурманска нас на прицепе дотянете?

- Тут и ящиком не обойдётесь, - рассмеялись те в ответ.

Шнек бойко двинулся по дороге, довольно быстро её расчищая: вблизи сопок снег лежал на дороге неравномерно. Но как только сопки кончились, показалась «пробка» из обогнавших нас машин, первая из которых безнадёжно завязла в сугробе.

Шнеку пришлось, прижимаясь к левой обочине, чтобы не задеть застрявшие машины, медленно пробираться к «голове» кавалькады. Обогнав нетерпеливую «команду», он взял первую машину на буксир и проволок её сквозь сугроб. Когда водитель легковушки смахнул с капота и лобового стекла горы снега, по расчищенному первой машиной месту, повеселев, устремились остальные. Но, как только снежные завалы кончились, легковушки обогнали тягач и «рванули» по тундре. Примерно минут через десять основная группа машин во главе со шнеком догнала «беглецов» и история повторилась. Снова, теряя драгоценное для всех время, тягач с орущими благим матом в адрес неразумных водителей парнями медленно обходил их левой обочиной, снова брал на буксир первого, после чего возвращался в рабочий режим.

Всё бы – ничего, но эта ситуация повторилась шесть или семь раз! Не менее полутора часов было бездарно потеряно каждой машиной. Только к вечеру вся группа добралась до Мурманска. В Москву мы вынуждены были выдвинуться в ночь.

Нелёгким и долгим было моё первое и, как оказалось, пока единственное путешествие в тундру. Но зато я на всю жизнь нагляделся на незыблемые хрустальные травины, лучисто переливающиеся над голым радужным настом бескрайней снежной пустыни, по которой не знающий препятствий ветер, поющий тоньше свирели, быстрыми полосами несёт колючую зловещую снежную позёмку. Хотя, можно ли на такое наглядеться! И если бы представилась возможность, я с радостью снова прошёл бы по рискованному пути нежданных приключений.

Прав, тысячу раз прав Пушкин. Есть упоение в бою!