Поэтическая дуэль

Дата начала
21.07.2017
Дата окончания
23.07.2017
Поэтическая дуэль завершена
поражение
vs
* * *
С сожалением отодвинув на край стола папку с надписью «Шамбала и шаманство», Глеб Бокий, руководитель 9-го (секретно-шифровального) спецотдела НКВД, повертел в руках длинный желтоватый конверт, доставленный фельдкурьером, и вскрыл его тонким мельхиоровым лезвием. На конверте летящим почерком Вождя народов значилось: «Тов. Бокий! Ознакомиться и снять шифро-копию. Подлинник уничтожить». Внутри обнаружилась слежавшаяся стопка серых листов дешёвой писчей бумаги, закапанной воском и сургучом в край мелкого, исчезающе-спешащего почерка. Придвинув настольную лампу, Бокий расправил разложенные по номерам ломкие листики и прочёл:
 
«…местная знать. В России давно расстались с образом Божьим, с жаром продолжал Бахметьев. Сделали его образиною! Что же делать с подобием, да и есть ли мы подобия Божии? не чёрен ли был Адам?
Не в том ли тайная миссия Пушкина, чтоб восславить африканскую расу?
Я даже рот раскрыл в изумлении: всё завещанное утрачено, кричал Бахметьев - мы нищи и босы! Тут, к счастью, полетели пробки, и в протянутые бокалы хлынуло скверное пятигорское шампанское.
Среди гусар по-прежнему бродят толки о П-не; между прочим, говорят, что он потягивал Александру, сестру Натали и будущую m-me Дантес.
Болтают многое и о дуэли.
Как! В десяти шагах промазать – и это силач, фехтовальщик, снайпер!
Воля ваша, что-то нечисто. Не искал ли наш камер-юнкер собственной смерти? Слухи о кольчуге под ментиком малыша Дантеса, полагаю, совершенно беспочвенны. Даже кираса не спасла бы молодца от хорошенькой пули в грудь.
 
Тем временем крик сделался общим гвалтом.
Поклонясь довольно небрежно, я отошёл с букетом к окну и скрылся в пыльных занавесях. Две хорошенькие девушки, смеясь, остановились подле меня. Одна была молодая баронесса де Шантраль. Другая… другой была Ольга. Убедившись, что они одни, девушки оживлённо защебетали меж собой по-французски. Я поневоле прислушался:
– Уверяю тебя, Мишель совсем ни при чём! – горячилась Ольга. – Маленький, озорной, кривобокий… у него злой глаз! Маменька говорит, Лерманты знались с нечистым…
– Гусар с нечистым пьют из одного бокала, – смеясь, заключила баронесса. – Попомни мои слова: либо он пришлёт тебе букет, либо Мартынову – секундантов!
 
Швырнув букет в распахнутое окно, я принялся, задыхаясь, исступлённо рвать занавеси. Есть старая восточная притча.
Властитель пришёл к колдуну и говорит: избавь меня от тени!
Я устал, я изнемог от вечных её кривляний.
Колдун ответил: стань прозрачным, мой повелитель!
 
Вся кровь бросилась мне в лицо. Итак, пора стать прозрачным, чтобы избавиться от М-ва, вечной тени моей! Стоит красоте притвориться невинной – словно чумными бубонами, покрывается она нелепой, лживою болтовней. Впрочем, речи барышень не лучше бахметьевских.
 
Бастарды, мизерабли… разве не они рукоплескали Печорину, коего вывел я скопищем пороков, зерцалом барственной спеси? Кому даровать всю славу Господню, крест и озарение стихотворца? Поздно влюбляться в тётушек и кузин! Сотни призраков раздирают мне сердце. Но, оставаясь неузнанными, все мои демоны исчезнут перед рассветом…Кто ты, Мишель, и зачем ты здесь?»
 
Бокий поёжился, неторопливо потёр переносицу: вот и я иногда задаю себе тот же вопрос! Подойдя к дверям, комиссар госбезопасности попросил стакан крепкого чаю и вернулся к столу. Надо было выяснить, почему оригинал предписано уничтожить. Экспертиза почерка могла бы подтвердить его подлинность, размышлял Бокий. Если дневник - фальшивка, кому и зачем вздумалось развлекаться подобным образом?
Так и не придя ни к каким выводам, начспецотдела пригубил травяной чай, присланный погибшим резидентом прямиком из Тибета, затем вернулся к бумагам, исчирканным скверным, царапавшим и брызгавшим пером:
 
«…когда хоронят самоубийц. Есть славный способ покончить с собой – дуэль! Вы заживо отпели поэта, господа? Вуаля, взамен пасквилянт! Держитесь, г-н Мартынов! Так… послание должно заканчиваться словами: полна ретивости мартышка, да жаль, писюн коротковат. М-ва считают ближайшим другом моим – что же, тем лучше. Мартышка? С излишком, сынишка, манишка… не то, решительно не то.
 
Он неуёмен, даже слишком!
Предостеречь хочу я вас:
Полна ретивости мартышка,
Да жаль, писюн коротковат.
 
Неуклюж «писюн», а всё же сойдёт. Пасквили пишутся углём на заборе, да не всеми читаются. Впрочем, эту дрянь прочтут почти все, надо лишь подсунуть незаметно Данвилю…»
 
Опешив, Бокий машинально перечитал бледные, нервно разбегающиеся строки. Второй стихотворец России – и злоязычный сплетник?! Вспомнилось комиссару, что Лермонтов даже руку на дуэли не поднял… значит, самоубийство? Но кому сейчас нужна эта правда?!
Отложив в сторону несколько расплывшихся страниц, комиссар наскоро пробежал глазами остаток текста:
 
«…за карточным столом раздался взрыв хохота.
М-в, совершенно потерявшись, подскочил на месте и бросился ко мне с криком: извинитесь, Мишель! Обнимемся и позабудем обиды… что за чёрт! долго ли ещё хаживать мне в Грушницких?
– Вы и прочие долги прощаете с тем же изяществом? – холодно отвечал я.
Протянутая рука М-ва медленно опустилась. Итак, поутру дуэль…
Каналья-трактирщик клятвенно обещался отослать эти записки Катерине Сушковой, да только исполнит ли? Весело жить в такой земле, весело умирать…»
 
Сжав листочки в кулак, Бокий с минуту сидел задумчиво, недвижно глядя перед собой. Затем скомкал послание, бросил его в пепельницу и поджёг…
Он говорил в трубку отрывисто, не выбирая выражений… «Все, устал, не могу больше… Где взять пистолет, что это все закончилось…». Он не слушал, что ОНА ему говорила. Громко, навзрыд вздыхал и опять говорил, говорил… Когда он выдохся и замолчал, ОНА тихо ему сказала «Приезжай» и положила трубку. Он приехал… Смурной, с измученным выражением лица, с синими кругами под глазами, вывалился из вагона на перрон и стоял, громко вдыхая свежий морозный воздух. Над перроном тихо кружились первые в эту осень снежинки.
ОНА стояла напротив, тихо смотрела на него и чуть улыбалась. Они встречались впервые. До этого был почти год разговоров по скайпу, писем, лайков под высказываниями в соц.сетях. ОНА его сразу же узнала. Да, такой же, как и на фотках – стремительный, нервный, измученный и вымотанный, худой, в джинсах и свитере, с небольшим рюкзаком за спиной.
Он стоял и оглядывался, пытаясь найти ее взглядом, но не мог никак найти в толпе. В голове крутились черные мысли: «Сорвался, приперся к черту на кулички… Зачем? Чем она может помочь, если я сам не могу себе помочь? Позвала, не встретила… И она обманула… Что же дальше делать?» Мысли становились все мрачнее и тяжелее.
И вдруг он увидел ЕЁ. Даже не увидел, а почувствовал ЕЁ и повернулся в сторону и увидел ЕЁ глаза. То ли зеленые, то ли серые… Пристальный взгляд, небольшой рост, короткая стрижка под подростка, джинсы, водолазка и утепленная жилетка. «А на фотографиях она выглядит моложе…». Он же не знал, что фотографиям во всех соц.сетях уже больше 8 лет и просто некому достоверно и не страшно сделать свежие фотографии… Они минуты две стояли, глядя друг другу в глаза… Мир словно остановился…
Оцепенение нарушила толпа пассажиров, хлынувшая по перрону на очередной поезд, посадку на который только что озвучил машинный голос по громкоговорителю. Он стремительно шагнул в толпу, протиснулся и вдруг оказался прямо перед НЕЙ.
- Пошли, - тихо сказала ОНА, взяла его за руку и повела куда-то.
Они молча шли по каким-то улицам, переходам, пришли в гостиницу, поднялись в номер. Он впервые повиновался, безропотно, не спрашивая и не сопротивляясь, как под гипнозом. Очнулся, когда ОНА тихо спросила:
- Замерз?
- Нет…
- Тогда я закажу ужин…
Позвонила по телефону, что-то заказала и положила трубку. Он подошел со спины, взял ее за плечи и повернул к себе, вздохнул, чтобы столько сказать, спросить, рассказать, просто заглянуть в ЕЁ лицо, но… Увидев ЕЁ глаза, осекся, слова застряли в горле…
- Молчи!
ЕЁ ладонь легла ему на губы.
- Садись и закрой глаза.
Он не мог сопротивляться… «Почему? Точно - ведьма... Но хуже уже не будет – хуже некуда…» Стянул куртку, откинул в угол рюкзак, сел в кресло и закрыл глаза. ЕЁ пальцы тихо по спирали бродили по голове, иногда надавливали на какие- то точки, после чего сильнейшая боль насквозь пронизывала всё тело и тут же теплом расплывалась по телу. В такие моменты он невольно вскрикивал и глубже оседал в кресле. После каждого такого всплеска боли он все глубже и глубже погружался в небытие, как в туман…
Очнулся он в кресле, укутанный теплым одеялом. В комнате пахло свежим чаем с лимоном и свежим хлебом. Рядом с треском горел камин. На камине тихо тикали часы… «Когда мы пришли в гостиницу было 11 часов утра, а сейчас часы показывают 9 вечера? И за окном совсем стемнело… Как?» Мысли путались…
- Ты чуть не замер под этим осенним дождем, - раздался тихий уже знакомый голос.
«Ничего не понимаю… Откуда камин, бревенчатые стены… Ведь пришли мы в обычную типовую гостиницу… И почему осенний дождь? Когда я приехал, начал идти снег…» Он помнил все, но не мог вспомнить, как попал сюда… Рядом в кресле сидела ОНА.
- Тебе надо подкрепиться. Еще много работы… - с улыбкой сказала ОНА, протягивая чашку душистого травяного чая и ставя ближе небольшой журнальный столик со свежим хлебом и тарелками с какими-то блюдами.
Он взял теплую чашку, сделал несколько глотков. Чай был чуть терпкий и чуть сладковатый на вкус. После каждого глотка тепло новой волной разливалось по телу. Через несколько глотков он снова провалился в небытие… Перед глазами мелькали картинки из жизни – события, как в калейдоскопе выхватывались из памяти и выстраивались в пока не осознанную картину. Некоторые из них вызывали радость и нежная улыбка появлялась на его измученном лице. Некоторые события вызывали жгучую боль и его тело снова сжималось до точки. Потом пришло осознание, что события, вызывающие страдание, повторяются вновь и вновь, пока боль не растворялась в окружающей его пустоте… Он проваливался в эту пустоту и летел в ней, пока не пролетал через огонь. Этот огонь не обжигал, не причинял ожоги… От него становилось светло и тепло…
Ему показалось, что эта круговерть длилась вечно… Он устал, вымотался, обессилел, но в тоже время было какое-то нарастающее ощущение тихого спокойствия в душе, уверенности, что скоро все встанет на свои места...
Когда он вновь очнулся, он был в той же комнате с камином. Никого рядом не было. Так же потрескивал камин, тикали часы. «Часы!!! Я столько проспал, а на часах так же 9 часов вечера… Чушь какая-то… » Мысли снова метались по голове, как раненный зверь в клетке. Что-то перекусив из тарелок на журнальном столике, он снова сделал несколько глотков чая, так удивившего своим вкусом. И снова провалился в небытие…
Он парил в каком-то безграничном и теплом пространстве. Цвета сменялись от нежно-голубого до темно-синего, от нежно-розового до темно-бордового – смешивались, переливались… Тихо играла какая-то очень знакомая мелодия. Он парил в оцепенении и с восхищением разглядывал эту красоту…
Вдруг все потемнело и стихло. Он подскочил и сел. Стандартная типовая комната гостиницы, пустые тарелки на столе, что-то булькающий телевизор в углу. Один в номере. Он встал и еще раз огляделся. На столе среди тарелок лежала записка. «Извини, срочно пришлось уйти. Отдыхай до вечера. Я позвонила на твою работу и передала, что тебя не будет сегодня. Жену тоже успокоила. Отдыхай. В 18-30 я подъеду, поговорим»
Мысли снова спутались… Сколько он спал? Приехал в 19 сентября 11 утра в субботу – при чем тут работа?» Достал планшет из рюкзака, включил… Экран упорно показывал дату «21 сентября, понедельник, 16-27». «Я вырубился на трое суток? Как это возможно…». Смотреть новости и читать все сообщения не хотелось – он выключил планшет и снова закутался в одеяло, пытаясь как можно дольше сохранить это ощущение безмятежности и покоя…
- Ну вот и все. Теперь я спокойна за тебя… - услышал он удаляющийся голос, который медленно растворялся в тиканье часов и треске дров догорающего камина.
Он проснулся от стука в дверь. На пороге стояла работница гостиницы:
- Вас просили разбудить в 18-30. Вот Ваш билет до Москвы на 19-20. Вам надо поторопиться, чтобы не опоздать.
Он вздохнул. Быстро собрался, сдал номер. Он шагал пешком на вокзал на обратный поезд. Мыслей не было… Он решил после обдумать, что ему приснилось, а что было на самом деле… Не сейчас, потом… Внутри было спокойно и умиротворенно. Все потом… Устроившись в вагоне, он снова задремал…
И увидел ЕЁ…
- Не уходи…
- Я пришла проститься… Я не смогу жить в твоем мире. Но я могу жить в твоем сердце… Но чтобы ты помнил, я оставлю тебе небольшой подарок…
Она протянула свою горячую ладонь, коснулась его груди и тепло ее руки начало заполнять его сердце. Она сняла небольшой кулон со своей шеи и надела не него. Он посмотрел на кулон. Небольшой металлический кулон с витиеватым рисунком, переливающимся нежно голубыми и серо-синими оттенками.
- Красивый…
- Это мой талисман. Он будет тебя охранять, когда у меня не хватит на это сил…
Все стихло. Он открыл глаза. Она исчезла… Стук колес, храп из соседнего купе и недопитый стакан чая на столе. «Опять все приснилось… Завтра разберемся… Все завтра…» Сон снова овладел им. Снов больше не было. Утро началось, как обычно в вагонах… Проводница с кем-то ругалась, где-то хныкал ребенок, народ суетился, собирая свои вещи.
- До Москвы 30 минут, - прогремело на весь вагон.
Он пошел умыться. Вытирая лицо полотенце за что-то зацепилось… Это был кулон, тот самый… с серо-голубыми разводами и таким странным рисунком… «Значит это был не сон! Не сон…» Приближалась Москва. Он выходил на перрон таким же, как и раньше, что что-то было в нем другим. Прямая спина, пружинящая походка. Необъяснимое спокойствие. Еще была уверенность, что все и со всеми наладиться…
И не покидала надежда вновь, пусть во сне, увидеть ЕЁ…

Проголосовали

Проголосовали