Поэтическая дуэль

* * *

Многое сбылось за полвека.

И оставило равнодушным. Настал черёд Одессы: ни эллина, ни иудея – сплошь одесситы. Небо низкое и тусклое. Бог практически за плечами. Воздух сухо-солёный, как в Любанских пещерах: где-то неподалёку море. Море не служит градообразующим предприятием – так, кочует поблизости. Ни влезать, ни вылезать из него не хочется. Купался в апреле-мае до посинения и простуды. Летящий по берегу аромат степей, насыщенный солью, рождает чувство свободы. Хочется привозить сюда людей и говорить, тыча в стены: вы тоже могли бы так жить, если бы родились свободными!

Но приезжие не образумятся, а местным вольнодумство в охотку.

 

Микрорайон Таирова.

Во дворе, между алычой и сиренью – невиданный ранее крохотный абрикос. Каждое утро здороваюсь с ним за руку. Тихо, как в раю: ни гастарбайтеров, ни полиции. Литр бензина (в пересчете) – сорок четыре рубля, проезд в городской маршрутке – десять… кто-то доплачивает?

В сером, скучном, как скальный вырост, микрорайоне спят, торгуют или спешат на рынок, при громадном скоплении детей и малом числе старух.

В Питере всё наоборот.

 

Странная повадка местных автомобилистов – подрезать маршрутку на повороте, особенно в круговом движении. Один, особенно рьяный, подрезал трамвай, и когда тот не среагировал, обиженно загудел.

Девочки в Одессе, совершеннейшие южане, жгуче-некрасивы, но стройны и темпераментны, судя по мгновенным откликам-взглядам. Впечатляют ловкими движениями и округлыми, поджарыми попками.

Последнее обстоятельство вполне объяснимо крутыми спусками на Фонтанах к морю-пляжу-шашлыкам и обратно. Знакомый ещё по Ростову южно-русский клобук чёрной либо каштановой гривы, тщательно подобранные и небрежно сидящие джинсовые разлетайки, штанишки, кофточки... и что-то ажурное с каблучком, венчающее ножку в ангельское копытце. Встречаются и морячки, будущие бунты на кораблях.

 

Кормят в Одессе вкусно, но дорого.

Пиво такое, что исхудать невозможно. На сколько можно прожить в Одессе? Сколько в карманах есть, на столько и проживёте! Размеренность поездки нарушается простым, как оплеуха, открытием: рынок Левитана сменился улицей Ицхака Рабина… что он Гекубе, премьер Израиля?!

А вот, поди ж ты!

Местный состав элиты прелюбопытен. Взять хотя бы отцов-основателей, чей памятник на виду. Дуэт фаворитов – Зубов с Потёмкиным, испанец-прохиндей Де Рибас и возводитель крепостей, инженер-майор де Волан. Кавалергарды Истории. Стяжатели, любовники, авантюристы.

А над головами – всё земля и небо… нет, матушка Екатерина Вторая.

 

Добавьте сюда парочку георгиевских кавалеров эпохи взятия Измаила – дюка де Ришелье и лейтенанта де Ланжерона. Что, как вам кажется, подобная мишпуха могла бы сотворить из крохотного селения флибустьеров и кондотьеров, портовых девок и вольных ремесленников, бедовых купцов и бойких контрабандистов? Разумеется, столицу Свободы!

Где юмор с иронией – всегда желанные гости... например, есть у меня фото фрагмента каменной стены с надписью мелом:

"За мусор - ПРОКЛЯНУ!"

 

Всё здесь всерьёз, но капельку напоказ.

На стене одесской тюрьмы – крупная надпись: хороший понт дороже денег… – именно так, с отточием.

Будущие надгробия вынесены прямо к дороге: выбирайте при жизни!

Те из них, кого уже выбрали, торчат верхушками из-за оградки кладбища, словно окликают: как там, пацаны? Каково на воле?

Сложно всё, киваю в ответ и уматываю – чтобы вскорости, дойдя до знаменитого перекрёстка (как на Дерибасовской, угол Ришельевской…), впервые в жизни пожалеть, что не танцую чечётку.

 

Грандиозный Центр словно взметён архитектурными путчами, непостижимо слившимися в симфонию с размахом и мощью Пятой Бетховенской.

Туф и известняк тут перемешаны с немножко цемента. Гипсовые колонны ионически-дорической недоработки. Италийский размах и удаль.

Плюс нечто асимметрично-испанское, «с приветом от Гауди».

 

На крыше розового особняка, между изысканными портиками, развешано для просушки бельё… ничто Одессу не портит, ничто.

Бронзовый Пушкин, кусая губы, без конца проклинает недоступность Елизаветы Ксаверьевны, отчего и повёрнут спиной к городским властям (зданию Думы). Завистливо оболганный ссыльным поэтом граф Воронцов у одесситов в изрядном фаворе. Вот суд Истории: и Воронцовский спуск есть, и даже имение.

Истёртая дамскими задами, скамья с бронзовым Леонидом Утёсовым, усталым, профессионально-улыбчивым, исполнена гостеприимством, зато ново-поставленный Бабель на Ришельевке всех посылает к чёрту.

Не то, что рядом присесть, даже за спиной стоять бессмысленно, до того он скукожен!

 

Привоз – мировая легенда, обросшая жирком крытых корпусов и навесов.

Привокзальный мирок, где всевозможная таранька уживается с игрушками, помидоры с хозтоварами, хорошо разработанная курица – со всем, что запекается в тесте. Услышано на ходу:

– Встаньте боком, не делайте очередь.

– Столько смотрите, что уже можно повеситься!

– Чем занят, Сашок?

– Не поверите, кормлю народ хлебом.

– О-о, ты всегда был башковитый…

– Та шо вы спорите из-за гривны! Мама не кормит?

– Г…ном торгуют! Я всех там знаю по именам.

В молочных рядах издалека заметна грузноватая селянка лет семидесяти. Рядом на прилавке бутылка емкостью в треть литра, с деревенским молоком. Спрашиваю:

– Почём молоко?

– Три гривны.

– А можно пол-литровую, но за пять?

– Га?!

Молча подаю три гривны.

Кое-кто реально торгует, но большинство всё-таки втюхивает.

 

Неслыханных размеров морской вокзал, без малого крейсер «Память Азова». Роскошные яхты Одесского яхт-клуба качают бортиками, словно девочки по вызову. Щекоча воображение и провоцируя морскую болезнь.

С Дюком раскланиваюсь, Потёмкинскую лестницу прошагал – назад возвращаюсь фуникулёром в толще потных, нервно хихикающих туристок. На Молдаванке сумрачно, на Пересыпи круто, Ближние Мельницы смотрят с недоумением: ну, на кой ты, друг, сюда приволокся?

 

Туристы-пляжники на Молдаванку не заглядывают: здесь другая, пролетарская Одесса. Феерия двориков, поразительные коммуналки – по пять-шесть комнат в хибарах… и тут же, неподалёку, Чумка: страшный холм, покрытый травой, куда свозили и закапывали чумные трупы.

Говорят, что иностранцы предлагали огромные деньги за вскрытие Чумки – трупы свозились со всем добром, но городские власти не позволили.

И правильно: зараза сменилась поветрием, музыкой порто-франко.

Нет, не поветрием... клокочущим ветром свободы. Висит в воздухе, пробегает в речах давно обещанный бунт окраин, который явно не за горами. Начнись он в Зауралье или здесь, на южных рубежах, всё едино – жить приложением, обслугой для сырьевиков-перекупщиков готов далеко не каждый. Как ни зовись, Украина ли, Белоруссия – всё это земли русской короны, и кто знает, не приведут ли нас вольные ветры в легендарную Славию, от Праги до Владивостока…

 

2012 г.

- Понимаешь, я же не один такой. Нас много… Да…

Да нет, я не сплю! Ну и что, что глаза закрыты. Я думаю! Представляю себе формулу. Да какую-какую! Ты все равно не знаешь!

 

-  Кстати, тебе известно, что Менделеев формулу бензола во сне увидел? Как-как! Да так вот – в виде огненной змеи. Да нет, не огненной воды, а змеи! Воды, а не водки! Что ты все намекаешь? Да нет, это я не сплю. Дернулся, как будто засыпаю?  Это меня передернуло. Да, при мысли о водке!  Ну, надоела она мне! Тебе не понять. Ты просто никогда  к ней так не относился. Ты вообще к такому не относишься. Ты… из отряда рукокрылых… Или пернатых? Что-то я всю зоологию позабывал...

 

- Как институт закончить сумел? Да так… работал дозиметристом по вечерам. Что значит – не понял? Ну, дозы распределял… мышам подопытным. Кому пять миллиграмм, кому пятнадцать…

 

- Слушай, вот жили! У меня там любимчики были, в лаборатории. Одна мышь очень на деда моего походила, усатая такая, серая, так я ей втихаря от другой, белой, отливал. Дед, он у меня не дурак был выпить.

 

-Ну и что, что эксперименты? А ты знаешь, пенициллин — вот тоже из-за беспорядка открыли. Сидел, значит, этот лемминг… тьфу, то есть Флеминг у себя дома, водку выпил, а закуску не доел, чтоб градус повысить… А через три дня на тарелке – бац! – плесень. Во-о-от.

 

- Да не сплю я. Все о тебе думаю. Ты кто? Ангел? Я что, уже в раю? А, ангел-хранитель? Слушай, а у тебя там ничего в загашнике не сохранилось? Со вчера? Нет? Ну, тогда я спать буду.