Поэтическая дуэль

Обычный декабрьский вечер. Ещё нет шести, но уже стемнело. В сказочном танце на землю опускаются мохнатые снежинки, заметая дороги, тротуары, ложась светлой фатой на киоски и здания. Каждая из них сияет загадочно и будто подмигивает, поблёскивая в свете неоновых ламп.

 

Скоро час пик, потому люди торопятся, суетятся. Свежий девственно-белый снег под ногами превращается в жидкую невнятного цвета кашицу, чавкает. Люди скользят, ругаются.

 

Ко входу в метро бабки (конечно же, они вне времени и погоды) устроили стихийный рынок: кто семечками торгует, кто овощами, а кто веников навязал. Напротив старушек — ларьки: косметика, одежда, даже парикмахерская — всё, что душе угодно.

 

Люди снуют туда-сюда, будто атомы броуновского движения, полусонно радуясь наступившей зиме и приближению праздников. Вот и Женька после планёрки спешит поскорее домой. Нынче магнитные бури, перемена погоды, потому у него жутко ноет всё внутри, особенно там, где шрамы. Парню явно не до приближающихся торжеств: быстрее бы добраться до дома, принять лекарство и попытаться заснуть. Во сне его не мучат погодные перетрубации.

 

Он, обгоняя сонных и вялых прохожих, пытается побыстрее проскочить к метро, сквозь пёструю толпу.

 

Внезапно слышится вой сирены, и из-за угла вылетает здоровый детина. За ним вдогонку — полицейский в форме, в одной руке которого зажат газовый баллончик (какого типа, трудно было разглядеть в неясном свете), а в другой — дубинка-шокер.

 

— Стій, кому кажу! — кричал представитель полиции. — Я тобі зараз, падлюко, зроблю!

 

Но детина, не разбирая дороги, летел вперёд, сбив импровизированный прилавок бабки с семечками и вызвав её охи и крики. Они и вывели Женьку из недолгого транса, в который парень впал от неожиданности.

 

Краем глаза он увидел, как за углом полицейские повалили на землю и приходуют дубинками ещё одного детинищу. А, видимо, его подельник бежал в направлении, где стоял парень, с криком: «Якого біса ти тут сидиш, стара блядь!», опрокидывая импровизированный прилавок второй бабки.

 

И тут Женька почувствовал то, что он так не любил чувствовать, что он очень слабо мог контролировать, то, что превращало его из человека в терминатора, в машину для нанесения увечий и убийства. Перед глазами возникла красная пелена, точно такая же, которая всегда возникала после команды действовать. Правда, этих команд он не слышал уже более пятнадцати лет, но прошлое никак не желало выветриваться из создания, словно паразит впившись в память, прозябая на самых окраинах души.

 

Всё кругом расплылось, мир перестал существовать, поле зрения радикально сузилось. Режим «Пёс войны», где человека, как собаку, дрессировали, чтобы он убивал, калечил, любой ценой добивался выполнения приказа, включился и заставлял видеть только цель. А целью сейчас был незадачливый хулиган, убегающий от полицейского. Хриплое дыхание, раскрасневшаяся перекошенная рожа, горящие злостью глаза…

 

«Да оно тебе надо?!» — пыталось пробиться сознание сквозь активизировавшийся рефлекс. Но тело опережало мысли.

 

Женька уже схватил бедолагу, который вытянул руку для того, чтобы толкнуть парня, ставшего преградой к бегству.

 

Движение — и рука хулигана зафиксирована под мышкой (лёгкости захвата способствовало то, что нарушитель был в свитере, а довольно лёгкая куртка Женьки не ограничивала движений). Продолжение начатого действия, превращающая приём в единую плавную процедуру, — и Женька резко опускается, придавливая всем своим (пусть и небольшим) весом плечо нарушителя к колену, а другой рукой — верхнюю конечность противника всей длиной к себе, выворачивая и фиксируя кисть хулигана наружу возле самого своего подбородка, всё больше выворачивая попавшую в захват руку. Слышится подозрительный звук.

 

Сустав, попавший в тиски, хрустит, грозя неприятным последствиями. Детина дико орёт на всю улицу:

 

— Сука, блять, больно, падла!!! Пусти!!!

 

Крик, словно рука, в нужный момент появившаяся откуда-то из глубин женькиного сознания, со всей дури дёргает ручник, который всё же остался в теле бывшего пса войны:

 

«Тормози, ты же ему сейчас сустав сломаешь!!! А потом с ментами разбираться!..»

 

Пелена спадает, как и давление на захваченную руку. Нарушитель пытается вывернуться, но уже подоспели полицейские, которые, взяв хулигана под белы рученьки, надели тому наручники.

 

— Дякуємо за співпрацю, — хрипло говорит полицейский.

 

Женька поднимает голову, а затем медленно поднимается.

 

— Будьте ласкаві, прямуймо з нами в дільницю. Будете свідком.

 

— Нажаль, я поспішаю… Можливо без мене завершити справу? Дивіться, скільки навколо свідків, та, навіть, постраждалі є, — кивает на недовольных бабок.

 

— Чим більше свідків, тим краще...

 

Женька глубоко вздыхает, вытягивает из кармана приготовленное для предъявления сотрудникам метро удостоверение и показывает полицейскому.

 

— Я дуже погано себе почуваю. Мені незабаром треба прийняти ліки. Ось моя візитка, якщо вже так буду потрібен, — парень достаёт из куртки карту и суёт её блюстителю правопорядка.

 

Полицейский обескуражен.

 

— Вибачте…

 

Женька, не пряча удостоверения в карман, спешит к метро, пока представитель закона не вышел из ступора. От греха подальше.

Согласно зимнему проклятью

Морфей уносит в облака

И разорвать его объятья

Не поднимается рука,

И в длинном монологе ночи,

Глотая междометие дня,

Он различать уже не хочет

Местоимение "Меня".