Буйницкий Олег

Первый роман филолога, специалиста по древнерусской литературе Евгения Водолазкина вышел в свет,

когда автору было уже больше 40. Работа сразу же произвела фурор.

Аналогичная судьба ждала последующие произведения писателя. В особенности нашумевший «Лавр».

Этот роман стал литературным событием 2013 года, попал в шорт-листы ряда престижных премий

и всевозможные рейтинги как в России, так и за рубежом. В эксклюзивном интервью RT на полях VIII Санкт-Петербургского международного культурного форума Водолазкин рассказал о своём пути к писательству

и отношении к Нобелевской премии, а также объяснил, почему, на его взгляд,

некоторые люди не проявляют интереса к чтению.

 

В Советском Союзе не было большого количества развлечений. И читали, может быть, больше.

Кроме того, читали много всякой ерунды среди прочего: какие-то боевики или триллеры.

Сейчас триллер человеку удобнее посмотреть по интернету и не заморачиваться с чтением.

Чтение — это трудоёмкий процесс. Не все его выдерживают.

Кому-то проще купить «стрелялку» для компьютера вместо того, чтобы читать.

Люди, которые ушли в компьютерные «стрелялки» или в триллеры по телевизору,

не являются потерей для книжной культуры. Они никогда в ней не состояли.

Что называется, отряд не заметил потери бойца. Они всегда занимались совсем другими вещами,

просто сейчас нашли более удобные формы. Им не нужна для этого книга. Другое дело,

что сейчас, к сожалению, (пропадают. — RT) и более серьёзные читатели (или потенциальные читатели).

Если говорить о детях… До недавнего времени показатели снижались, но сейчас пошли вверх.

Читают больше и дети, и взрослые. И, что наиболее отрадно (я видел такие цифры, не знаю,

насколько им можно доверять, но мне бы очень хотелось, чтобы это было так),

30% читающей публики составляет молодёжь. Это обнадёживает, такого давно не было.

— На ваш взгляд, почему люди стали читать больше? С чем это связано?

— Потому что они наелись киллеров и триллеров, насмотрелись на все глупости, которые предоставляет интернет. Понимаете, попкорн можно есть долго, но нельзя его есть бесконечно.

Хочется какого-то настоящего стейка — продолжая это сравнение.

А интернет и прочие вещи не насыщают.

Описание светской жизни можно посмотреть день, два… ну год.

Но ты же не будешь всю жизнь это смотреть, потому что душа требует чего-то более высокого.

И к этому более высокому обычно тянутся через книги.

Потому что книга — пожалуй, самый серьёзный разговор о проблемах, которые волнуют всех: жизни и смерти, смысле жизни, смысле смерти. Это тоже очень важно.

Ты именно в книгах находишь ответы на, может быть, самые серьёзные свои вопросы.

Хотя, чтение — это трудоёмкий процесс.

Не все его выдерживают.

 

А писатель — это не навсегда. Это не пожизненное звание академика.

Писатель ты только с определённого момента и до определённого момента.

Тот, кто что-то писал на потребу дня, просто-напросто потом эту энергию не нашёл — она прошла сквозь,

не затронув его. Он даже может технически написать, если знает, как соединять слова.

Но это не будет иметь никакого значения. Знаете, что великий Томас Манн боялся приступать к каждому роману? Говорил: «А вдруг не получится?» На меня это большое впечатление произвело.

Мне казалось, что он мог бы на чистой технике написать. Нет, он знал что говорит, он это очень чувствовал.

Или энергия идёт, или её нет.

 

Искусство — оно жестоко.

Понимаете, оно не терпит измены, уже ответной любовью не согреет, если ты писал какие-то куплеты, фельетоны…

Когда люди оправдывают игру на понижение тем, что они раскрутятся, а потом расцветут в полный рост,

такое редко происходит. Они такими и остаются.

— Почему?

— Не идёт через него энергия. Писательство не гладкопись.

Можно писать вообще коряво. Всё зависит от особой энергии, которая водит пером автора.

— А ведь бывает так, что люди через несерьёзную, сугубо развлекательную литературу приходят к серьёзной.

— Или не приходят. Тут палка о двух концах.

С одной стороны, вы правы — это привлекает к чтению.

И лучше, чтобы читал хоть что-то, чем ничего не читал. Всё так.

Но могут и не прийти ведь, могут остаться на этом уровне!

 

— Всегда ли вы чувствовали, что должны стать писателем?

Это очень хороший вопрос. Я, действительно, чувствовал.

И на филфак, на мой взгляд, идут люди, которые любят слово.

Они ещё не знают, как они будут его любить, в какой форме — в форме научной работы или литературных текстов.

Но вот это подспудное желание что-то делать уже у них есть. И, причём, чаще всего — быть писателем.

Где-то в подсознании — а может, и в сознании.

Но я, выступая на филологических факультетах, всегда говорю, что сама филология, филологическая наука

не ведёт к писательству. Она, может быть, ведёт даже в противоположном направлении.

Гладко писать — это не литература.

Хуже всего, когда человек вот эту гладкопись свою начинает воспринимать как литературу.

Это ошибка.

Орнаментальная проза очень симпатична, но за ней не стоит ничего, никакого нерва.

Никакие звёзды не отражаются в ней.

 

Я немножко писал в течение жизни. Но это было несущественно. Однажды я написал какой-то сценарий, его приняли в журнал, и я его потом забрал. Мне он не понравился. У меня была определённая требовательность в отношении того, что я пишу. До сих пор жаль, что некоторые тексты я не уничтожил. Потому что это какие-то очень наивные тексты. Особенно те, в которых у меня были какие-то социальные иллюзии.

Вот сейчас я их лишён — считаю, что всё внутри человека.

И в этом есть помощь социуму — улучшать себя. По слову Серафима Саровского:

«Обрети мир в себе, и тысячи вокруг тебя спасутся». Ты не можешь спасти народы, ты не можешь улучшать тысячи

и весь мир сразу. Единственное, что ты можешь улучшить — это себя.

Улучшение себя — не уход от общества, а возвращение к нему.

 

Источник: Лента новостей - Валерия Меркулова.