Чернова


cin. и другие актеры (1 из 3)

 
9 сен 2019cin. и другие актеры (1 из 3)
Хичкок и психоанализ
– «Тень сомнения», 1942
 
Коль скоро старина Альфи нам еще предстоит, здесь будет скучно. Но сразу оговорюсь, что «мое единственное пристрастие – не иметь никаких пристрастий», а смотреть Хича после всего того, что о нем написали (и документально сняли на камеру) правые и левые (в ключе политической ориентированности) исследователи – практически невозможно. Хотя, где-то на просторах космоса (зачеркнуто) белых книжных страниц мне попалось данное вскользь определение, что политика – это вообще-то наука, описывающая общество (ладно-ладно, общество под управлением государства), а не Хрущ, молотящий по трибуне туфлей, «новичок», санкции, «крымнаши» и всё, о чем вы тихо сами с собой сейчас подумали. Так что в определенном смысле правые и левые исследователи, с легкой руки Трюффо присвоившие Хичу статус иконы (короля саспенса, «серьезного художника», нужное вставить, ненужное убрать), имели вполне ясные цели и задачи описать массовую культуру языком близкого им по духу учения.
 
И, кстати, о Трюффо. Их очень весело сравнивать (не в режиссерском плане и не в идейном, потому что на этих елисейских полях их сравнивать несерьезно), а вот так, исключительно vis-à-vis, по другую сторону объектива камеры, в серии тех самых интервью 1962 года. Ну, там была предыстория, когда зимой 1955-го Трюффо, словно влюбленная старлетка, с Клодом Шабролем (еще одной влюбленной старлеткой) и магнитофоном (о степени влюбленности магнитофона не знаю) поехали к Хичу пока еще в пределы Франции, как журналисты, где-то по пути провалились в бассейн и предстали перед предметом своего обожания «дрожащие и насквозь промокшие». И Хич их после этим троллил еще. Потому, что исключительно субъективно и визуально в серии интервью он и есть тот самый благодушно порыкивающий тролль, искренне наслаждающийся процессом, а Трюффо крайне похож на университетского мальчика-интеллектуала, и (простите за мой французский) первое что приходит в голову: штабс-капитан Овечкин и Валерка из бессмертных «Неуловимых мстителей», но, конечно, более тонко и не так драматично, учитывая, что Трюффо лично мне сильно нравится, а университетским мальчикам-интеллектуалам, как оказалось, вообще присущ этот культурный мазохизм.
 
Но вернемся к фильму.
 
Коротко по истории создания: там был некий вполне реальный сюжет про серийника-душителя, он не давал спокойно спать по ночам заштатному сценаристу, заштатный сценарист что-то нафантазировал, в итоге окончательный сценарий писали Уайлдер и частично жена Хичкока, и, кажется, часть жены наиболее удалась.
 
Еще короче по сюжету: непонятно, придушил ли Чарли Оукли энное количество «веселеньких вдов», которых искренне считает «хрипящими жирными животными», а не людьми, но, наверное, придушил. На волне такого настроения с двумя агентами Гувера на хвосте он решил поехать погостить к родной сестре в тихий городок Санта-Розу да к любимой племяннице, которая тоже Чарли. Тут, избалованный жуткими адами провинции от других режиссеров и Катериной от Островского, зритель в моем лице ждет психологической драмы (ну, или хотя бы того, что все вдруг окажутся зомби), но нет, это Голливуд 40-вых, детка, а значит, Санта-Роза залакирована в стадии «всё умилительно» (или «кругом одни идиоты», тут прозреваю наиболее удавшуюся часть жены), за кадром будет постоянно бряцать мажорная музыка (в особенно напряженные моменты ее станут включать на максимум), а камеру заакцентируют на сверкающих в правильно поставленном свете глазах. Насчет зомби, кстати, – большой вопрос для обсуждения. Чарли (который дядя) будет толкать саспенс руками и ногами, Чарли (которая племянница) метаться по кадру, периодически играть в Павлика Морозова и вызывать непреодолимое желание ударить ее тупым предметом по голове, пьеса закончится хорошо, но не для всех.
 
Немного о психоанализе: «Тень сомнения» относят к «селзниковскому периоду», где все рассказывается с точки зрения женщины, разрывающейся «между двумя мужчинами-образами: возрастным авторитарным злодеем и молодым, несколько бесцветным парнем, олицетворяющим дубовую положительность». Ну, то есть, разрывается она между добром и злом, и вот как раз там для левых и правых исследователей дихотомия добра и зла, поданная под острым соусом кинематографических деталей.
 
Почему смотреть Хича после всего того, что о нем написали – практически невозможно? Потому что он разобран по кадрам, объяснен, истолкован, зрителю нечего дешифровать, зрителя этой дешифровкой накормили с десертной ложечки до приторной сладости во рту. Все образы считываются, хотя, Хичкок особенно их и не прячет, дает в лоб, объясняет, как трехлетнему ребенку, на пальцах. Ну, например, если дядя Чарли – зло (обаятельный, бескомпромиссный и отчасти правый мерзавец, как по мне), то поезд, на котором он приезжает в Санта-Розу, - это черная громада в клубах полутеней, заполняющая собой весь кадр. Если нужно дать намек, то камера надвигается на символический предмет. Всё в лоб. Хич отказывает зрителю не только в свободе интерпретации, но, кажется, даже в уме, низводя до трехлетнего ребенка, которому всё нужно на пальцах, а иначе не поймет. Но ладно-ладно, последнее – это тоже большой вопрос для обсуждения.
 
Почему фильм сочли чуть ли не первым шедевром Хича? Ну, откровенно, я не большой знаток этого периода, но от того, что видела, ощущение – Голливуд 40-х, 50-х, он драматически, психологически… плоский? Племянница Чарли восклицает мужчине в образе «дубовой положительности»: «Вы же детектив!», и у зрителя состояние фейспалма вместе со стойким желанием ответить ей «нет, блин, он черный плащ». Там какой-то сюжетный монтаж в стиле фразы мисс Дианы Литтл из «Человека с бульвара Капуцинов» к любви, моментальной, как полароид, и только дядя Чарли скрашивает этот дешевый сентиментальный ужас. И только режиссура создает напряжение, движение, драму, психологию, на которые можно смотреть, и которые держат зрителя до конца.