Это было у моря, где ажурная пена...

* * *
Солнце прильнуло к ультрамариновой глади моря, готовясь к очередному приему вечерних ванн.
По берегу, уставшему от отдыхающих, прогуливалась сладкая парочка. Поскрипывал разномастный песок, в строю кипарисов искал пристанища мокрый бриз. Московский адвокат Аарон Вигдорчик выгуливал Манюню Ставраки, местную лялечку, принадлежащую к общедоступным красотам Крыма.
Промокая пот и бессознательно поглаживая плешь, старый ходок закатным солнцем то и дело склонялся к Манюниной лапке, слегка, впрочем, огрубевшей в толчее фруктовых базаров, и жаловался на жизнь, промелькнувшую так внезапно. Пополудни Вигдорчик авансировал сей белокурый проект, оплатив заурядно-ресторанный обед на двоих, и теперь рассчитывал на проценты с вложенного капитала. Всё шло по накатанной.
Впрочем, спутница адвоката Ставраки-младшая, известная в местной рыночной экономике как Белокурая Жази или Манька-Ставрида, и не искала в общении новизны. Поддакивая и ахая в нужных местах, она исподволь прикидывала, удастся ли развести адвоката на нечто большее, чем дежурный междусобойчик (плёвое дело!) – а главное, получится ли утаить от мамахен парочку баксов на трудную молодость.
Манечка следила за собой похлеще, чем какой-нибудь Лувр за античной Венерой, благодаря чему щедрые прелести южной красотки были неизменно востребованы.
 
В девичьей памяти Ставраки-младшей ещё не увяли грёзы о принце, который вот-вот явится из-за гор – поскольку из-за моря являлись опостылевшие турки, цыганистые испанцы, а то и вовсе мавры с известковыми пятками! – и переменит всё, умчит Ставридку в край посудомоечного уюта с непрерывным достатком. Увы, мужчины, доселе обретавшиеся в Манюниной жизни, перемен не хотели. Кажущееся разнообразие гораздо утомительней, чем непрерывный покой, сообразила наконец-то Манюня и отдалась капризу судьбы, уйдя под крылышко местного Дона Корлеоне. Плохая ясность лучше хорошей неопределённости, утешала она себя.
 
Давеча в обед этот «Дон Корлеоне», озверевший и смуглый, как мавр в черноморском загаре, приревновал в ресторане к Вигдорчику и едва не вышиб из неё весь дух. Однако ушлая бестия избежала расправы. Она спешила ковать железо, уповая на побег с адвокатом в Москву, словно запойный игрок, поставивший на тёмную лошадку последний медяк. Любуясь закатом, Вигдорчик с Маней успели сойтись в цене. Что ж, грамотное решение финансового вопроса – основа любого благополучия!
Прогулка продолжалась, парочка блаженствовала. Белокурая ундина отдыхала от заточения, назойливых ласк Дона-Корлеоне и приставаний рыночных воротил. Вигдорчик, отправив в каюту белоснежного лайнера-круизера жену с двумя дочерьми и тёщей, наслаждался близостью молодой женской плоти и по-хозяйски уже разглядывал Манечкины плечи с изрядным бронзовым декольте, упругие голени с маленькими ступнями в крошечных босоножках, чуткие, парящие руки персикового оттенка с нежным пушком предплечий.
Продолговатое лицо Манюни, чуть горбоносое, с изящным, но вялым ртом, носило лёгкий оттенок папиной «кавказистости», разрушаемой васильковыми глазками и осыпью веснушек на переносице.
 
Наружность Вигдорчика, между тем, была самая заурядная. Кроме плеши и пивного животика, Аарон выделялся унылым еврейским носом и сросшимися бровями. Вот эти брови кверху и поползли при виде неподвижной фигуры, распростёртой на ободранном лежаке. Избитый и окровавленный, перед ними лежал без сознания Лёша Терьяк, тот самый местный Дон-Корлеоне. Адвокат огляделся было в поисках свидетелей, но в этот поздний час на пляже не было ни души!
 
Манюня осторожно, двумя пальцами, потрогала Лёшино запястье с памятной гравировкой Страны заходящего солнца. Запястье отозвалось слабыми угасающими толчками. «Умирает, – с ужасом подумала барышня. – И что теперь делать?»
– Это Лёша, мой бывший! – спохватившись, прошептала Манюня.
– Ой, нет... Что делать будем? – спросил Вигдорчик. – Если Лёша про нас узнает…
– В порошок сотрёт!
И они замолчали, не видя ни малейшего выхода.
 
Опомнившись, Манюня выхватила мобильник:
– Попробуем вызвать скорую. Эх, в рот ей ноги! Батарейка не вовремя сдохла!
– Какой там номер? – спросил Вигдорчик, обрывая второпях кармашек с айфоном.
 
Потыкал в виртуальные кнопки, следуя Маниной скороговорке, и заорал, едва услышав ответ:
– Человек без сознания! Избитый до полусмерти… где-где! На пляже. Ну, откуда я знаю?! На лежаке валяется. Фамилия? (Жаркий шёпот Манюни). Терьяк его фамилия! Кто с вами разговаривает? Общественность!!
Прошло минут десять.
«Странные огни какие-то у этой скорой, – подумал Вигдорчик. – Больше похожие на...».
– Стоять-бояться!! – гаркнул недомерок в полицейском мундире, выставив руку с пистолетом в окно легкового автомобиля. – Где Терьяк?
– Во-от, еле дышит… – всхлипнула Манюня, повернувшись к лежаку.
– Недоработочка, – протянул недомерок.
Хлопнув дверцей, он быстрым шагом приблизился к недвижному Корлеоне и, хладнокровно приставив ствол пистолета к его виску, нажал спусковой крючок.
Раздался выстрел. Маня в ужасе захлопнула рот рукой.
 
Вигдорчик, закашлявшись и подавив икоту, спросил:
– Это плановая операция? Вы преследуете террористов?
– Это мой свояк, – хмуро пояснил недомерок. – Бабу мою снасильничал и в город убёг. Думал, в курорте энтом не отыщу… да здешние менты любого отыщут!
– На курорте, – машинально поправил Вигдорчик.
Он лихорадочно размышлял: «Если недомерка найдут менты, адвокат становится свидетелем обвинения в эпизоде с умышленным убийством. Если отыщут бандиты… ну нет, об этом лучше не думать! Будет суд, а не сходняк, вот и всё. Вылезет история с Манюней, и выйдет боком. Всё, надо линять!»
– Послушайте, – начал Вигдорчик. – Я здесь проездом. С женщиной мы практически незнакомы! Давайте договоримся, у меня к вам…
– Денег своих навалом! – оборвал его недомерок.
Он что-то хотел добавить, но тут вмешалась рука Судьбы, то есть женщина со всей её непредсказуемостью и непосредственностью:
– Слушай сюда! – сказала Манюня. – И не делай мне нервы…
 
Подойдя к недомерку, всё ещё стоявшему возле трупа с пистолетом в руке, Манюня что-то быстро прошептала ему на ухо. Недомерок хмыкнул, коротко глянул на Вигдорчика, потом на неё и повернулся к машине. Усевшись на заднее сиденье, он с чем-то внутри повозился и затих. Вздохнув, Манюня тоже села в машину и резко склонила голову. Вигдорчик недоумённо уставился на неё, вздрогнул и отвернулся. В салоне послышались тянущие недомерковы стоны – и вдруг грянул выстрел! Девушка выбралась из автомобиля и навела дуло пистолета на Вигдорчика:
– В Москву отвезёшь, понял? И к делу приставишь! Я вам не профурсетка какая-то!
 
«С последним можно бы и поспорить, – смятенно подумал Вигдорчик, – но в совершенно иных обстоятельствах». Закинув тела в багажник, парочка скатила машину по отлогой песчаной косе и подарила прибою. Всё стихло. На песке остались неровные, едва подёрнутые болью следы.
Потом и они затянулись белесой пеной, словно шрамы из прошлой жизни.
 
Ранним сентябрьским утром в московской адвокатской конторе Вигдорчика раздался телефонный звонок.
Аккуратно сцапав трубку розовыми коготками, Манюня пропела:
– Контора Вигдорчика! Кто будет у аппарата?
Хриплый тенор, срываясь, сказал ей на ухо:
– Скажи мне, Маня, куда бы это делся Лёша Тирьяк? К нему накопилось вопросов…
 

Проголосовали