Я прошла через арку и почти бегом направилась к своему подъезду. Я торопилась скрыться не столько от пронизывающего холодного февральского ветра, сколько от зоркого взгляда поджидающей моего появления соседки. Краешком глаза заметив, что на балконе третьего этажа никого не было, я облегчённо вздохнула и стала не спеша подниматься к себе в квартиру. Однако не успела я повернуть ключ в замке двери, как за спиной раздалось знакомое тихое нашёптывание:

--Дорогая, а я вот решила подкараулить тебя туточки, здесь теплее, ветер-то сумасшедший. Вот, возьми свою прелесть, родная! Он снова оставил его у твоих дверей, а детишки с четвёртого этажа так и снуют взад-вперёд по лестнице, я и подобрала, чтобы ненароком не растоптали. Одно загляденье! И когда ты мне скажешь, кто этот высокий статный офицер, что каждый год в этот прекрасный день оставляет у твоих дверей такой шикарный букет и торопливо удаляется?! Сколько можно мучить его, хоть разочек подождала бы и поговорила бы с ним! Как будто намеренно уходишь! Всякому терпению есть предел, а такого верного и пылкого поклонника нельзя терять!

--Тётя Соня, и с чего Вы взяли, что это мой пылкий поклонник?—спросила я, нацепив на лицо дежурную улыбку.

---А кто ещё может оставлять у дверей огромнейший букет белых роз в День Святого Валентина, да ещё в течение десяти лет подряд?! Знаешь, что скажу, дорогуша, ты совершаешь непростительную ошибку! Видно, что этот офицер действительно тебя любит, а отвергать такую любовь не просто глупо, но и большой грех, она стучится только раз, попомни мои слова!—обидным тоном добавила тётя Соня и, всучив мне букет, с недовольным видом стала подниматься домой.

Я, проводив её взглядом, ещё немного постояла с букетом в руках на лестничной площадке. Как же мне хотелось вслед этой милой доброй ворчунье закричать, что моё сердце давно уже затерялось среди белых лепестков этих невинных цветов. Да так , что среди горящих в огне смерти лепестков я так и не сумела отыскать и спасти своё истекающее кровью сердце. Я вошла и, закрыв дверь, медленно опустилась на пол. Букет выпал у меня из рук, розы рассыпались у моих колен, раскрыв пожелтевшие страницы памяти.

Осень в своём великолепном танце кружила золотистые листья деревьев, ветер набирал силу, тучи вот-вот грозились разразиться невероятным ливнем. Я забыла взять с собой зонт, и потому со всех ног спешила попасть внутрь метро, дабы избежать небесного водопада. Очень много народу оказалось одновременно у входа, и он невольно наступил мне на ногу:

--Ради Бога, простите! Я не сильно ушиб Вас?—его глаза цвета неба после дождя заворожили меня. Я стояла как вкопанная, и не могла ответить на вопрос, а он с нарастающим беспокойством продолжал извиняться. Это было какое-то наваждение, наконец, я очнулась и, вся смущённая, промолвила что-то насчёт усталости и тяжёлого дня. На мне были лёгкие джинсы и вязаная кофточка, которая уже не была в состоянии укрыть меня от сильных порывов ветра. Я даже не успела понять, когда он снял свою куртку и набросил мне на плечи, когда мы выходили из метро. Затем он потянул меня к стоянке такси, ливень уже хлестал вовсю, и, усадив меня внутрь салона, что-то дал и сказал таксисту. Через приоткрытое окошко, сняв фуражку, он наклонился и с виноватой улыбкой сказал:

---Скажите таксисту свой адрес, он Вас отвезёт домой, и извините ещё раз!---затем, сжав фуражку под мышкой, он стремительными шагами направился к дверям находящегося неподалёку полицейского участка и, добежав до входа, стал за руку здороваться с другими полицейскими. Тогда я поняла, что меня сшиб не офицер, а сама любовь. На следующий день я пришла в полицейский участок, чтобы вернуть куртку, мой офицер был в рейде, и мне сказали подождать, поскольку он должен был вернуться с минуты на минуту. Но мой офицер появился только через три часа. Когда он увидел меня, сидящую с его курткой на коленях в полупустынном коридоре, его лицо засияло, и он бросился ко мне со словами:

---Как хорошо, что Вы пришли!

--Да, я хотела вернуть Вам куртку и поблагодарить Вас!—ответила я, чувствуя как щёки начинают пылать от стыда.

--А может, выпьем по чашечке капуччино, здесь недалеко есть уютная кафешка?—робко предложил он, теребя в руках куртку.

Маленький овальный столик с причудливыми ножками, застеленный кружевной скатертью в углу недалеко от стеклянной двери стал нашим укромным местечком, свидетелем наших споров и примирений, надёжным хранителем наших признаний и тайн. Мой офицер знал, что я люблю простые белые ромашки, и на каждое свидание приходил с маленькой связкой этих чудных созданий природы. Но однажды в День всех влюблённых , спустя почти четыре месяца после нашей встречи , он пришёл с огромным букетом белоснежных роз. Увидев неподдельное удивление на моём лице, он вдруг рассмеялся и сказал:

--Ты так смотришь на них, как будто это не розы, а привидение! Милая, я знаю, что ты любишь ромашки, но когда я вижу эти ослепляющие своей чистой белизной розы, перед моими глазами невольно встаёшь ты, потому что они похожи на тебя. Позволь мне хотя бы в День влюблённых украсить твои чёрные шелковые волосы этими прекрасными цветами!

С тех пор, в течение трёх лет, что мы были вместе, мой офицер в праздник влюблённых дарил мне белые розы. И вот четырнадцатого февраля я, как всегда, в восемь вечера ждала его в кафе, он должен был подойти в половине девятого. В первый и в последний раз жизни он опоздал на свидание. Встревоженная, я зашла в участок, чтобы расспросить о нём его напарника и закадычного друга. Он сидел на той же скамейке, что и я в первый день своего визита, его голова была опущена, а рядом сиротливо лежал букет белых роз. Когда он поднял на меня глаза, в них блестели крупные, как дождинки, слёзы:

---Он попросил меня купить для тебя букет, потому что сам не успевал, я хотел оставить розы у него на столе, но тут по передатчику…он заслонил собой товарища… ты не жди его…

Прошло двадцать лет….Тётя Соня уже пять лет, как простилась с бренным миром. Совсем скоро снова День Святого Валентина, в восемь часов вечера, как обычно, я пойду в наше кафе, и буду ждать своего офицера, а, когда вернусь домой, у двери будут лежать белые розы, заботливо оставленные товарищем, которого спас мой герой.