Дом был старый, заколоченные окна делали его похожим на сарай, над крышей висел скворечник с отвалившимся дном.

Он прошёлся по двору, распугивая кузнечиков и лягушек. Подошёл к дому, и вошёл в сени. Там царил такой же бедлам, как и во дворе, было темно и пыльно, пахло мышами, прокисшей едой, под ногами громыхнул рукомойник, в углу громоздилось зеркало, прикрытое портьерой. В другом углу стоял сундук. Он хотел было попробовать его открыть, но, обернувшись, замер: у приоткрытой двери стояла женщина. Невысокая, в просторной клетчатой рубашке навыпуск и закатанных до колен джинсах, она смотрела на него сквозь затемнённые очки с пристальным любопытством,

–— Э-э... простите... я думал... — с трудом выдавил из себя Хакимов, переминаясь с ноги на ногу.

–— Можете не продолжать, — перебила его женщина. — Вы дума¬ли, тут никого нет?

— Вы здесь живете?

— Не знаю, — ответила женщина. — Думаю, что нет. Я, по правде говоря, сама не пойму, как здесь оказалась. Смешно, но — так.

— Да нет, не смешно... Вы электричку ждёте?.. Вы хоть что-то можете объяснить вообще?

— Что вы хотите? — голос женщины стал сухим и отрывистым. — Я сказала: я не знаю. А сюда ходят электрички?

— Кто вас сюда привёл? Худенький такой, серьёзный.

— С велосипедом? Я говорю, мальчик был с велосипедом?

— Да, — она глянула удивлённо. — Я его где-то видела раньше. А я… я все искала больницу, понимаете? У нас что-то такое случилось с машиной. Мы ехали — я, Аля, моя дочь, и… в общем, еще мужчина один. Что-то случилось, где-то на повороте, я как-то так упала, — она рукой описала дугу, — было больно, меня должны были отвезти в больницу. Но я осталась там… у ручья. Я искала больницу, Алю… и тут появился мальчик. Он сказал, что с Алей все хорошо, а мне надо идти сюда. Как вы думаете, это всё закончится? Мне кажется, что случилось что-то плохое. Сижу тут, как дура, и жду … Куда вы пошли?!

— Никуда, — ответил он, вновь подошёл к зеркалу и сбросил с не портьеру. — Висит, будто помер кто, — пробормотал он, морщась.

В зеркале не отразилось, ничего, лишь бледный силуэт, похожий на кокон, а сзади — вовсе нечто едва различимое.

Ему пришла в голову простая мысль, что время, отведённое ему (непонятно, кем и сколько!) можно с пользой использовать, предавшись прелестям мимолётной любовной разрядки с этой перепуганной но не лишённой привлекательности женщиной.

— Ну послушайте, — начал он тоном старого обольстителя, затем бережно положил руку на её узкое, съёженное плечо, а другой осторожно снял с неё очки, которые оказались, кстати, совершенно разбитыми. — Послушайте же. Вот мы сейчас одни в этом доме. Вам нужно одно, мне — другое, — пальцем он ощупал выпуклую ключицу …

Женщина начала было что-то говорить, но голос её осёкся, послышался протяжный горловой, всхлип. Тело её выгнулось и застыло.

— Поди прочь, — сказала она чужим, словно затвердевшим голосом.

— Но я …

— Прочь, я сказала! — Голос был чужой и отрывистый. Он проникал в сознание не прямо, а окольными путями. — Иди! Там твоя электричка. там — всё. Пока не поздно!..

Она повелительно вытянула руку, не оборачиваясь, и тогда он, повинуясь, встал и едва ли не на цыпочках подошёл к двери и вышел вон.