Не смогу. Мама, я не смогу взять и выбросить на бегу,

на ходу, на лету, на излете дней вот это все, что тогда

я узнал о ней.

 

Помню четко: была весна, и она у окна сидела, грустна,

жевала невнятный такой бутерброд.

И от слез некрасиво кривился рот.

А потом запила чем-то ярким и сочным – ну, точно,

коктейль внеурочно – липкий, зараза: мизинцем увязла,

поморщилась было – и вновь погасла.

 

-Послушай! – к ней обратился негромко (на кой мне вообще эта головоломка?..).

На «ты», потому как существенно старше. – Быть может, я смогу сделать краше

вот этот конкретный день? – Ах ты, старый пень… - читал в глазах ее недоумение…

Не успел осознать глубину падения:

-Иди-ка сюда! – и губами дико

прижгла.

Кружилась перед глазами стойка;

Справа за столиком готовы были сказать свое «фэ» две пары с детьми…

Но, взявшись за руки, мы вознеслись невесомо в номер

над этим кафе с угла.

 

Натурально, помер.

Мы умерли вместе - не раз и не два. Не буду врать: меньше, чем десять.

Мысли свои облекали в слова и дарили друг другу.

А ближе к рассвету - уже не стесняясь, никак не одеты -

хихикая, грызли сухие галеты со дна моего рюкзака.

И ее рука

продолжала ласкать, запуская по новой сверхновую. Вспышка.

 

Я имя ее не успел узнать.

Пускай будет Найт.

 

…Не смогу. Мама, я не смогу предать все то, что я берегу.

Остатки смысла и ярких дней ушли, словно пес, виляя хвостом,

за ней.

 

Когда из воды доставали пальто, тихонько смеялся, ликуя: не то!..

Как вдруг ощутил животом (и желудок настежь) набережной парапет

и понял: ее больше нет. Вчера

наивно верил: вдвоем - навсегда, как в ванильном кино.

 

Безусловно, уже было все решено.

 

Но я никогда/нипочем/ни за что не смогу принять

того, что в последний раз она умерла не со мной –

достойным, нежным, лет через сто –

а со скупой и протухшей

балтийской волной…