Что ты мнёшься, дура, топчешься нелепо: вздохи мотыльками, потные ладони.  Отпусти скорее эти стрелы в небо, да не в тучу целься, да не в в хвост драконий, 

да не в глаз вороний.

Вон он, дрянь такая - мальчик посторонний. 

 

Вон он - толстый, свежий, в пасторальных буклях, чуть прикрыт тряпицей - а зима в атаке. 

Губки, глазки, томность. Ну, не - мальчик, кукла! ...А колчан заполнен ерундовым шлаком:

фантики от лакомств, 

флаеры, игрушки, камушки, дензнаки. 

 

Помнишь, как пронзили - не совсем же дура! - грудь твою сквозь шубку, свитерок и кожу

стрелы от конкретно этого Амура. Пошутил пацанчик - глупо, бестревожно: 

оп - колчан порожний! 

Дюжину истратил, раны множил, множил...

 

Фантики, дензнаки? Стало всё постыло. Винтики, вороны? Мир настырным фоном.   

Безнадёжно, ярко, яростно влюбилась в мужика седого - франта и дракона.

И - бегом по склону. 

Но решилась: хватит, но решилась - полно:

 

Ты рывками стрелы враз повыдирала, думала: пощада; думала: отсрочка. 

Ты повыдирала, но резону мало: сердцу зло и больно, рана кровоточит, 

Заживать не не хочет - 

не зашьёшь иголкой, не залепишь скотчем.

 

Только небо - небо, где тусят амуры, где они, болтая, жертв определяют, - сыплет внутрь раны снежной фурнитурой, ледяным и хрупким рану забивает.

Холодит по краю.

Всё пройдёт со снегом - ты себе внушаешь. 

 

От того не легче - белый анестетик тает от контактов с раскалённой плотью.

И любовь по капле, капле с кровью силы цедит. Вон, Амур спустился. Стрелами  колоть бы  -

снег берёшь щепоткой?

Пьёшь его, уходишь, горбясь скучной тёткой?!

 

Почему уходишь, почему втыкаешь стрелы в снег, от крови разрыхлённый, квёлый?! 

... Одного не знаешь: флаер на удачу в твой карман засунул купидон весёлый. 

Стрелы частоколом.

Мотыльки по небу - нежным произволом.