Она распечатала новую пачку сигарет и нервно закурила.

- Нет, это неплохая идея, Рэнс. Действительно, неплохая. Но ты уверен, что мы должны отправляться туда вдвоём? Это ведь совсем чужой мир. Я мало похожа на амазонку, а ты… Не обижайся, но ты скорее кабинетный учёный, чем искатель приключений.

За этими словами последовал небрежно-испытующий взгляд, так же свойственный моей собеседнице, как и мальчишеская стрижка и резкость движений. Но вопроса этого я ожидал, и ответ давно уже был наготове.

- Мы не так уж давно знаем друг друга, Джоли, но я чувствую, что могу доверять тебе. На этом свете лишь о немногих людях я могу сказать то же самое. И из этих немногих ты – единственная, кто серьёзно отнёсся к моим словам. Думаю, в таких обстоятельствах каждый третий будет лишним.

Она какое-то время обдумывала мои слова, а потом кивнула. Вот так всё и случилось. Через два дня маленький кораблик оторвался от земли, чтобы окунуться в чёрное безмолвие, которое люди зовут космосом.

Нет смысла подробно описывать наше путешествие. Эти дни пролетели, как один из тех камешков, что я любил бросать в озеро сопливым мальчишкой: они быстро падали в воду, но круги расходились всё дальше и дальше… И гораздо дольше, чем длится полёт маленького, случайного камешка.

Наконец, мы прибыли на место назначения. Зная заранее, что увижу, неспособный ничему удивиться, я всё же был удивлён. Удивлён и поражён. Наверное, такой была Земля – до того, как на ней разгорелись огни городов и затмили собой звёздный свет. До того, как бескрайние луга были поделены на шахматные клетки полей и огородов, а лесам на замену пришли расчищенные парки. Здесь миллионы деревьев тянулись к яркому, глубокому небу, а цветы росли, где им вздумается, не зная лопаты садовника.

Из этих размышлений меня вывел резкий, полный нетерпения окрик Джоли. Она отнюдь не пришла в восторг от перспективы топать по этим восхитительно-непроходимым чащам бог знает сколько километров до горного хребта, видневшегося вдалеке. Однако, с присущим ей здравомыслием, жаловаться не стала: цель того стоила, а посадить корабль ближе не смог бы даже капитан военного флота.

Мои ожидания трудностей целиком и полностью оправдались: мы шли уже неделю и совершенно выбились из сил. Но горы заметно приблизились. Может, ещё через пару дней… Окрылённый этими мыслями, я поспешил спуститься с дерева, чтобы обрадовать Джоли. Неожиданно мне вновь припомнился наш разговор в пивнушке, когда я пытался убедить её, что не шучу и не сошёл с ума:

- Рэнс, а почему об этой планете ничего не известно? Я всегда думала, что этот район освоен не хуже, чем Солнечная система.

- Ну… Тот старый пьяница что-то толковал об этом. Как будто в это место можно попасть, только если ищешь именно его. Да многие ли сейчас могли бы поверить в старые сказки?

- Когда мы всем расскажем, сюда устремятся тысячи, нет, миллионы людей. Земле не помешает новая планета.

- Это уж точно. Но сначала мы снимем сливки, и с полным на это правом. В конце концов, несчастный калека рассказывал свою историю каждому, кто соглашался слушать. Мне даже жаль, что увечье помешало ему вернуться. Хотя тогда он вряд ли взял бы нас в долю.

Кто знает, почему я сразу поверил старику? Может быть, мы с ним в чём-то похожи. Мне всегда, ещё с детства, было мучительно жаль, что волшебство встречается только в сказках. И когда я вырос, эта тоска никуда не ушла, порою заставляя меня ненавидеть скучный, рациональный мир, в котором приходилось жить. А вот Джоли, кажется, лишь сейчас начинает верить в реальность происходящего. Весь вечер она строила планы на будущее. Девочке всегда хотелось быть богатой. Ну что ж… Наверно, это одна из последних сказок человечества – о том, что богатство приносит счастье. И все мы верим в неё.

На рассвете мы начали свой последний марш-бросок к заветной цели. Видно, предвкушение придало нам сил, потому что уже к полудню мы наконец увидели то, к чему стремились. Пещера была широкой и тёмной. А дракон – как будто вышел из моих снов. Его чешуя переливалась всеми цветами радуги, а гребень мерцал жемчужным светом. Ещё у этого прекрасного чудовища были крылья, которые, даже будучи сложенными, вызвали у меня восхищенный вздох. И цепь – из чистого золота. Это была скорее дань традиции, а может быть, символ. В этом мире символы ещё никем не были опошлены, и никто не фыркал пренебрежительно, требуя отказаться от них ради «правды жизни». Но, может быть, цепь должна была послужить метафорой в сказке, превратившейся в быль. Хорошая вышла метафора, весомая. Пара тонн, не меньше.

Против моих ожиданий, голос у дракона оказался не оглушительным, а мягким и даже приятным.

- Человек! Спустя столько веков! Неужели наконец кто-то захотел воспеть красоту этой земли?! Скажи мне, человек, ты – поэт? Может быть, бард?

Не стоило бы вступать с ним в разговоры. Лучше сразу переходить к делу. Но я не смог удержаться.

- Нет, я не поэт и не бард.

- Значит, ты рыцарь? Ты пришёл сражаться? – к радости дракона примешалось лёгкое разочарование – Ладно, я знаю правила. Победишь меня – и сокровище твоё. У меня даже найдутся для тебя доспехи и меч – всё как полагается.

Бедняга! Он стремился поступать правильно. С благородством всегда так – оно не допускает даже возможности предательства. Я почувствовал угрызения совести, когда дракон грузно упал на камни. Жаль было разочаровывать это дружелюбное создание, но вряд ли у меня был шанс выиграть по его правилам. Но разрядник здорово уравнивает шансы. Надеюсь, когда этот чешуйчатый рыцарь очнётся, его разочарование в людях не будет настолько сильным, чтобы порвать цепь и броситься в погоню. Впрочем, нам бы только добраться до леса, а там ему нас не поймать. Мы сложили в свои рюкзаки самые крупные и ценные камни. Чтобы забрать весь клад, понадобился бы, пожалуй, грузовик с прицепом, но и двух наших рюкзаков на сладкую жизнь хватит. Даже лишённые веса благодаря антигравам, они порядочно осложнили нам путь. А вот дракон хлопот не доставил. Видимо, счёл суету из-за кучки цветных кристаллов ниже своего достоинства.

Обратный путь занял больше времени: мы никуда не спешили, а очарование этих мест было неотразимо. Даже Джоли всё чаще витала в облаках.

В одну из ночей я долго сидел у костра, хотя моя спутница уже давно уснула. Я вспоминал свою юность. Знаете, у меня была мечта: стать великим поэтом, которого запомнят в веках. К сожалению, с тех пор, как появился человек, было много веков – и много поэтов. Прочитать все творения даже самых знаменитых – никакой жизни не хватит. Да и пользы от стихов не дождёшься. Поэтому в наше прагматичное время поэты, да ещё новоявленные, мало кому интересны. Я нашёл неплохое для книжного червя местечко: изучаю влияние древних мифов на современное общество и веду курс культурологии в провинциальном институте. За это всё ещё платят, хотя и не ахти как. Я думал: сейчас, когда я буду богат, я смогу снова посвятить себя творчеству. Ведь должны же быть на свете люди, которым это нужно? С этой мыслью я и заснул. А через пару дней мы вышли к кораблю и странный, сказочный мир остался позади.

Камни мы сбыли без проблем. Разумеется, нелегально и по разным каналам. У Джоли на удивление широкие связи, но разве это должно меня касаться? Я давно научился не задавать лишних вопросов. Даже себе. О планете мы так никому и не рассказали. Когда я думал о том, что сделают с ней поселенцы, меня прямо передёргивало от отвращения. А Джоли координат не знала, да и не очень-то интересовалась. У неё было гораздо более интересное занятие – тратить деньги.

Что касается меня – на следующий год вышла первая книга моих стихов. Не сказал бы, что её встретили холодно. Просто не заметили. Я пробовал печататься в периодике, но издатели, похоже, не понимали, зачем мне это нужно. Что ж, я платил – они печатали. Но мне всё чаще казалось, что поэзия давно умерла, и я – единственный, кого не приглашали на похороны.

Мы с Джоли регулярно перезванивались, но встречались всё реже. Обретённое богатство словно заострило некоторые черты наших характеров. Она всё больше пропадала на светских вечеринках и тусовках, я же окончательно превратился в затворника. Долго искал старика-космолётчика, но так его больше и не увидел. Хотелось не просто отдать ему заслуженную долю, но и просто поговорить по душам с кем-то, кто сумел бы понять. И всё чаще я видел сон – всегда один и тот же. В этом сне радужный дракон вновь спрашивал меня: - Ты – поэт? – Я пытался крикнуть: «Да!», но голос упрямо отказывался повиноваться – и я просыпался. И снова и снова в голове билась строчка, написанная мной ещё в далёкой юности. Само стихотворение давно забылось, но первая строка не давала покоя: «Приди же – и воспой…».

Я выдержал три года. Возможно, протянул бы и дольше, но однажды вечером Джоли пришла ко мне и за бокалом вина сказала, что уезжает. Она купила себе новый дом на берегу Средиземного моря и зашла попрощаться. Уходя, она оставила мне листок со своим новым адресом и номером телефона. Я сжёг его со смешанным чувством печали и облегчения. Там, куда я собирался направиться, нет места старым связям.

В бурном море нашей жизни маленькие камешки тонут, исчезая без следа, не оставляя даже кругов на воде. Но мне милее тихие озёра моего детства, когда всё – даже игра – было значительным и прекрасным. И, в конце концов, что нужнее человеку, чем быть нужным?

Моим миром сейчас правит холодная, поздняя осень. Я приземлился ночью, но покинул корабль сразу: через час он взорвётся. Не то чтобы я боялся передумать; просто хочу забыть навсегда о своей прежней жизни. Лучше думать, что родился здесь и сейчас, а всё иное – только странный, нелепый сон. Первая ночь моей жизни сказочно прекрасна: пожухлую траву укрыл иней, и в лунном свете мне кажется, что вся земля усыпана яркими бриллиантами. А в моей голове звучат стихи, которые я наконец-то вспомнил:

 

Приди же – и воспой

Полночную красу:

И танцы нежных фей,

И флейты голос дальний.

Заброшенной тропой

Пройди в глухом лесу

И лирою своей

Молись забытой тайне.

Ведь здесь – душа твоя…