—Донёсся знакомый стук, и вот решила проверить — не сон ли это? – Вивьен подошла к мужу, сидящему за письменным столом, и, обняв его за плечи, наклонилась над пишущей машинкой. — «Ты уйдёшь ранней осенью, когда серебристые капли моросящего дождика будут робко касаться медленно падающих листьев. Своеобразная попытка Дождя успокоить Осень, не готовую смириться с уходом Лета. Знаешь, а я даже не попытаюсь остановить тебя, потому что сейчас, когда ты смотришь на меня с преданной и нежной любовью, в янтарной поволоке твоих глаз отчётливо читается только одно —«Время вышло»…». Мой обожаемый автор, рада сообщить, что за долгие шесть лет перерыва в творческой деятельности Вы остались верны своему неизменному стилю: лёгким грустным вступлением ввести читателя в упоительное состояние, чтобы он ни на минуту не усомнился, будто всё интересное ему предстоит не прочитать, а увидеть собственными глазами, став незримым чутким участником событий. —Она нежно поцеловала его в висок и с улыбкой спросила, — любимый, почему пишущая машинка? Твой ноутбук сломался?

—Вив, ты так бесшумно подошла, —опешил Реми. Он обернулся и, обвив рукой её талию, добавил, —очень легко, нажимая на клавиатуру, печатать очередную статью для журнала или газеты, а потом, сидя в автобусе, с удовольствием наблюдать, как почти все пассажиры с умилением на лице читают твою колонку про жизнь замечательных людей «Власть Времени». Но лишь благодаря стуку пишущей машинки я сам оказываюсь во власти Времени, теряя счёт реальным секундам, минутам, часам, считая мгновения, выделенные мне судьбой, чтобы быть рядом со своими героями. Я, наверно, несу чушь, милая?

—Будь на моём месте кто-то другой и услышь эти слова да посреди ночи, точно решил бы, что перед ним сумасшедший. Однако я не «кто-то», потому как, в отличие от мирно спящих в сей час будущих твоих читателей, твёрдо уверена —произнесённый моим мужем «бред» скоро станет долгожданным романом от любимого автора. — Сказала Вивьен и прильнула к губам Реми в страстном поцелуе. —Абсолютно нет желания делить тебя с Музой, но эта дама ужасно капризна! Чует моё сердце: если я на правах жены уведу тебя, то гнев Зевса покажется жалким мурлыканьем котёнка по сравнению с громоподобными проклятиями рассерженной богини вдохновения, —рассмеялась она и нехотя высвободилась из объятий мужа. —Уступаю тебя своенравной сопернице, отправляясь жаловаться верной подружке, которая, подобно твоему дождю, постарается подарить мне покой в стране Морфея.

—Передай подружке-подушке, что я ей жутко завидую, —прошептал Реми на ухо жене. Он провожал взглядом Вивьен до тех пор, пока она не зашла в спальню. Всю оставшуюся часть ночи Реми просидел перед открытым окном, так и не добавив ни единого слова к прологу начатого романа.

 

—Ви, прости, снова опоздал! — С виноватой улыбкой проговорил Матис и, накрыв ладонью покоящуюся на столике руку Вивьен, сел напротив неё. Она, не поднимая глаз, медленно высвободила руку. — Любимая, сердишься? Обеденный перерыв — стоит выехать из одной пробки, как неминуемо попадаешь в другую; не имею представления кого благодарить: Бога или Дьявола, поскольку всю дорогу ужасно чертыхался, как бы моей единственной не пришлось просидеть в ожидании до самого вечера. Но меня утешала мысль, что отсюда мы отправимся ко мне домой, и больше никогда не придётся встречаться тайком и прятаться не только от посторонних взоров, но и от следящих неусыпных стрелок Времени. Прошу, не будем здесь ужинать, поедем и приготовим его сами впервые, чтобы я смог поверить в своё счастье, которое с минуты нашей встречи кажется мне волшебным сном.

—Не могу, Матис! – выдавила из себя Вивьен.

—Судя по тону, дело не в моём опоздании. – Матис откинулся на спинку стула-кресла и слегка раздражённо продолжил. – Что на этот раз, Ви? Почти три месяца ты меня потчуешь обещаниями, и я жду. А вчера, едва получив твоё сообщение о свидании в необычное для нас время да ещё сразу день спустя после встречи, я подумал, что ты наконец решилась оставить мужа, которого никогда не любила, а лишь жалела. Неужто я ошибся, Ви, и ты всё это время жалела меня?

—Святые небеса, не говори глупостей! Я всегда любила тебя, Матис! Твоё мимолётное, но, признайся, страстное увлечение Амели, вызвало у меня непреодолимое желание отомстить, это правда! Однако как я могла предположить, что месть-замужество продлится на шесть лет?! – процедила сквозь зубы Вивьен.

—Тогда и ты, будь добра, не отрицай, что не только месть сподвигла тебя на смену фамилии! Будучи главным редактором «Литературного альманаха» и прочитав занятную рукопись, ты поняла, что в твои руки попал не роман, а уникальное произведение, где тонко переплетены разные черты характера одного человека. Его бросало из одной крайности в другую, и тебя восхищало, как из самим же созданной сложной ситуации в последний момент герой всё-таки находил невообразимый выход. Ты отождествила автора с его героем, а, работая вместе с ним над рукописью, очаровала Реми Бонье. Несмотря на то, что прошло шесть лет, роман «Твой ход» до сих пор занимает первые строки среди популярных произведений современности. Вечность для книги – это бессмертие автора, но проблема в том, что эти шесть лет для тебя стали вековой пыткой, на которую ты согласилась добровольно, став женой Бонье. Я не прав? – Матис подался вперёд и пристально посмотрел в глаза Вивьен.

Не в силах вынести укора в любимом взгляде, она промолвила:

—Верно…Признаюсь… но в чём виноват Реми? Я сделала его орудием мести, наивно предполагая, что в ответственный момент он найдёт выход из лабиринта заплутавших чувств, подобно своему герою из романа, но… увы… В отличие от Франсуа, непринуждённо разрешающего психологические ребусы в повествовании, Реми оказался безвольной куклой в ладонях судьбы, устроившей нам ту нелепую аварию. Все эти годы он так и не сумел отделаться от чувства несуществующей вины. В гибели несчастных детей был виноват их собственный отец, севший пьяным за руль, а наша машина просто-напросто оказалась не в том месте и не в то время. Проявив истинное благородство, Реми сказал офицеру, что машину вёл он, чтобы избавить меня от лишних расспросов в полиции. Только с того дня, когда он пришёл домой после допроса, во взгляде Реми будто погасла искорка жизни. Он перестал сочинять, устроившись обычным корреспондентом в местную газету и издаваемый в столице ежемесячный журнал. И вот три месяца назад вновь застучала машинка. Я испытала чувство облегчения и радости — ведь до свободы оставалось совсем ничего: ещё немного времени – и я с лёгким сердцем вернула бы Реми его Музе, а себя – тебе, милый. Но…

—Что «но»? – нетерпеливо прервал её Матис.

—Но я напрасно прислушивалась: машинка больше не застучала, хотя Реми засиживался в кабинете каждый день с наступления сумерек до рассвета.

—Нет никакого повода беспокоиться, — сыронизировал Матис. – Гениальные авторы начинают писать, и вдруг ступор – пока не появится свежая идея, как развить сюжет. Думаю, сейчас одиночество как никто способно помочь появлению на свет «шедевра», который, убеждён, разойдётся миллионным тиражом. А презентация, встречи с читателями, заключение договоров с киностудиями, бесконечные споры со сценаристами – всё это так заполнит жизнь известного романиста Бонье , что он даже не успеет заскучать по неверной жёнушке.

—Ты невыносим! – сдерживая слёзы, сказала Вивьен и, резко встав, направилась к выходу.

Матис бросился за ней и, едва догнав, обнял за вздрагивающие от рыданий плечи:

—Умоляю, любимая! Безумная ревность порой будит во мне зверя, и я сам не понимаю, что говорю. Знаю лишь одно: и дня не смогу больше без тебя!

—Матис, едем — я заберу вещи. И попрощаюсь с Реми, он заслуживает объяснений. – Сквозь плач прошептала Вивьен.

 

—Реми, ты дома? – спросила Вивьен, войдя в прихожую. В квартире было тихо и темно, она знаком попросила Матиса подождать на лестничной площадке. Вивьен уже взялась за ручку двери спальни, как в коридоре загорелось бра. – Господи, Реми, ты напугал меня!

—Вив, неужели страх заставляет тебя красться как вор по собственной квартире? Только чего ты на самом деле боишься: правды или лжи, в которой собираешься жить дальше? – Реми подошёл и протянул ей сложенную вдвое бумажку.

—Что это? – Вивьен осторожно взяла бумагу и стала раскрывать её.

—Не бойся, всё страшное уже случилось: дети погибли, их отец повесился, а мать доживает свои дни в психиатрической клинике. Удивительно, как много всего может произойти, если вовремя не раскрыть квитанцию о штрафе за неисправность задней фары?! – Реми говорил медленно, стараясь дать жене вставить слово. Он хотел услышать нечто вроде оправдания, но Вивьен молчала. – Я случайно нашёл квитанцию, когда искал бумагу для пишущей машинки. Выходит, в тот злополучный день фара отказала еще утром, когда ты ехала в редакцию. Понимаю, что масса работы отнимает уйму времени, но разве нельзя было заказать такси, чтобы поехать вечером к друзьям? Безусловно, тому несчастному не следовало в пьяном состоянии садиться за руль, но, Вив, если бы горела задняя фара нашей машины, сильного столкновения можно было избежать. А в полиции даже не стали проверять, решив, что фара пришла в негодность после удара.

—Реми… —начала было Вивьен, но запнулась.

—Вив, сожалею, я не твой обожаемый Франсуа, который легко всё исправлял, хотя сам придумал этого героя. И мне не под силу всё разом стереть из памяти, как удаляют ненужный файл одним нажатием кнопки. Если ты сумела все эти годы прожить, просто оставив душу между сложенными концами квитанции, то, уверен, тебе удастся и открыть чистый файл в своей системе «Память». Прости, я совсем несведущ в проведении подобных операций в компьютере жизни, от того и пишу на простой пишущей машинке… —ровно проговорил Реми и пошёл в кабинет. Он сел за стол и включил настольную лампу. Вивьен, забрав чемоданы и оставив ключи на трюмо, прикрыла за собой дверь. Дойдя до первой ступеньки, она услышала до боли знакомый стук…

Осень слёзно провожала Лето, омывая тротуары моросящим дождиком…