Странный это был ангел. Все в нем было необычно и странно. Начиная с крыльев, угольно черного цвета, и заканчивая глубокой печалью на лице. Он сидел на краю стола, сложив крылья и держа руки на коленях. Увидев, что я открыл глаза, вздохнул и тихо спросил: Проснулся? Кричать не будешь? Это не сон. Но, если хочешь, - перекрестись, хоть ты и не крещеный. Знаю я. И опять уставился в пол.

Кричать я не собирался, хотя, наверное, не от храбрости или трусости, а от необычности ситуации. Я просто не знал¸ как реагировать на появление в своей квартире ангела в половине четвертого утра. Хотя время появления особой роли не играло. Если бы он, скажем, появился в двадцать тридцать четыре, я был бы ошарашен не меньше. Неправильный был цвет. Впрочем и ситуация неправильная. И ни мой возраст, ни жизненный опыт не давали ни ответа, ни даже намека на то, как себя вести. Но где-то в подсознании я был уверен, что мне ничего не угрожает.

Я сел на диване прокашлялся и спросил: Закурить-то можно?

- А кто мешает. Кури. И мне сигарету дай. Сейчас и киоски все закрыты, не купить. Я взял с прикроватной тумбочки пачку Бонда и протянул гостю. Мы закурили и некоторое время сидели молча. Ангел продолжал смотреть в пол, я на ангела. Пауза затягивалась. Наконец он поднял глаза.

-Кофе есть?

Я оживился - контакт налаживался.

-И коньяк тоже.

Он с сомнением в голосе произнес: - Ну да, ну да… В половине четвертого… А впрочем… с такой жизнью… Да и тебе сегодня за руль садиться не

советую, не твой день. И, увидев мой удивленный взгляд, добавил: - Да знаю я! С чего бы это я к тебе с утра пораньше? Отдохни от машины сегодня, целее будешь.

Мы, по доброй славянской традиции, переместились на кухню и, пока я доставал рюмки и резал сыр, поглядывая на кофе, он, присев к столу, задумчиво курил, выпуская к потолку идеальные, словно циркулем очерченные, кольца дыма иногда пронзая их такой же аккуратной, геометрически выверенной дымовой струйкой. На шестом кольце кофе благополучно залил плиту, и процесс приготовления был завершен.

Я разлил по рюмкам коньяк и вопросительно взглянул на гостя. Он затушил окурок в стакане – пепельнице, взял рюмку и как-то совсем буднично произнес: Ну, со свиданьицем, подопечный! Я не нашелся сразу, что ответить и уже, после того, как он выпил, добавил вслед тосту:- Будь здрав, боярин!

- Ну-ну! Классика, хмыкнул мой гость, беря ломтик сыра рукой, игнорируя вилку.

После второй его лицо несколько оживилось, да и сам он, расслабившись, откинулся на спинку стула. Исчезла угрюмость и черты стали мягче. Отхлебнув уже остывший кофе, он поднял на меня глаза.

- Что ничего не спрашиваешь? Каждое утро с ангелами в квартире просыпаешься и коньяк пьешь?

- Нет - ответил я честно, сегодня впервые сподобился. Неожиданно все это, появление твое. И с цветом у тебя что-то как-то не то… Диковато выглядит. Не так представлялось, ну, в смысле, не визит, а вообще. Для пущей убедительности я пошевелил в воздухе пальцами. Больше аргументов у меня не нашлось и я замолчал. Он взглянул на меня даже как бы сверху вниз. При моих ста восьмидесяти четырех роста я не ощущал себя рядом с ним высоким мужчиной.

А ты чего хотел? Я себя белоснежным уже и не помню. Разве что в совершенно нежном возрасте. Да и когда это было!? А то, что так рано, так график плотный, сверхурочные опять же, без выходных…

Он поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее. Потом вдруг встал, расправил крылья, пошевелил ими, как бы разминая затекшие мышцы, и сел опять. Я придержал раскачивающуюся люстру и тоже сел.

-Ты бы поаккуратнее как-то. В кухне - не в небе – не взлетишь, не попорхаешь. После двух рюмок коньяка и я несколько освоился с ситуацией. Не то, чтобы осмелел, но освоился. Сидим нормально. Ненапряжно. Напротив мужик как мужик, только с крыльями. Но к этому и привыкнуть можно, если не заострять. Подзамотанный малость – так мы все такие. Как это он сказал: С такой-то жизнью….

-Может, еще по одной и ты расскажешь, что все-таки с цветом. Местный колорит? Угольная пыль въелась, не отмоешь?

Он покрутил рюмку , понюхал и неторопливо принял содержимое. Именно не выпил, а принял. В самый раз было бы крякнуть и понюхать корочку. Но он положил в рот еще ломтик сыра и задумчиво пожевал.

- Странные вы все-таки люди. Чем больше я вас узнаю, тем сильнее начинаю

верить старику Дарвину. Цвет ему не нравится! Это же вы делаете нас такими, какими видите. Мы – ваше отражение в небе. И цвет зависит только от ваших дел, поступков, мыслей. Вашей веры в конце концов в добро, любовь, сострадание… Да и просто веры. Он усмехнулся: - Канонический текст цитировать? Ты и сам все это знаешь. Да и все знают. А живете как? Он помолчал, задумчиво поглаживая пальцами пустую рюмку.

Ты вот вчера на "красный" проскочил. О чем думал? О ближних? Нет, о том, что к столу опаздываешь. О том, что этот хлыщ из администрации рядом с твоей девушкой место займет, а тебе с ним ссориться не с руки – тебе его подпись на бумаге нужна. Разве нет? Вот так-то. А ты цвет! Я бы многое мог интересного тебе о тебе же рассказать. Чего и ты сам о себе не знаешь. А меня должность обязывает знать и приглядывать за тобой. Да разве все можно предусмотреть! А о том чтобы исправить и говорить нечего. Смутное время, вернее другое… Раньше легче было, проще.

Он вздохнул, я тоже. Несколько минут мы молча курили, пуская дым в потолок. Рассвет постепенно набирал силу. Я смотрел на ангела, он на меня и на душе от его присутствия становилось спокойнее. Он еще раз вздохнул и произнес: - Ну, ладно. Я сказал, что был должен. Ты услышал. Давай еще по одной, «на коня» или «на крыло?» и пойду я. Еще отчет писать о проведенной, так сказать, воспитательной работе. Рутина канцелярская…Компьютеры у нас не приветствуются, от "лукавого" мол. А так бы хорошо электронкой… И напомнил: - А ты смотри, сегодня дома. Он поднялся со стула, я тоже встал. Так, стоя мы и выпили «на посошок» и, не закусывая уже, одновременно втянули носами воздух.

Мне не хотелось чтобы он уходил да и вопросов еще хватало и я предложил: Может еще кофе?

Да нет, спасибо, пора мне. Я возьму? Он вынул из пачки сигарету, заложил за ухо и открыл дверь лоджии, Задержался на пороге: Тебе жить. Думай, как живешь. Даст Бог, еще и светлым меня увидишь. И, став на перила, легко скользнул в рассветное небо. Я вышел на лоджию и перекрестился. Над городом, в безоблачной, по-утреннему ясной синеве, за серебристой точкой реактивного лайнера тянулся ослепительно белый инверсионный след. Начинался новый день. Жизнь продолжалась.