В кабинете генерала Гаринова Коперник ожидал возвращения пилотов Кразимова и Собинова, для разбора испытательных полетов. В это время генерал из секретера достал рюмки и свой любимый коньяк, налил в них ароматную жидкость со словами: – Теперь нам есть за что выпить. – Чокаясь с ученным.

- Я вот что хотел Вас спросить? – Коперник одним махом осушил рюмку коньяка и в ожидании уставился на ликующего Гаринова. Казалось генерал, только сейчас услышал слова Афанасия Петровича и посмотрел на него: – Так, что вы хотели там спросить?

Коперник покраснел, его рука, державшая пустую рюмку, задрожала, он вздохнул и, как будто перед прыжком в холодную воду, набрав воздуху полную грудь, выпалил: – Позвольте просить у Вас руки вашей секретарши?

Гаринов выпучил на него глаза в полнейшем недоумении. Но на лице ученного ни тени улыбки, а только нечеловеческое напряжение и вопросительный взгляд в его серых глазах, ставших теперь почти синими.

–Ну, знаете? – Гаринов перевел дух, наполняя снова рюмки. Это дало ему собраться с мыслями и осознать вопрос до конца, понять, наконец, что Коперник не намерен шутить. –Думаю, что я все же ей не родители, ну не отец родной и в этом случае… а вы, что так и не разу небыли женаты? – удивленно спросил генерал.

–Ни, ни разу. – Запинаясь и опрокидывая рюмку, выпив ее до дна, заикаясь, сказал Афанасий Петрович.

–Странно! – задумчиво промолвил Гаринов, осматривая сутулую и тщедушную фигуру жениха, – А, знаете, что, а давайте у предмета вашего обожания спросим?

Он подошел к своему столу и нажал кнопку вызова. В тот же миг капитан Зарудная появилась в дверях, густо покраснев, уставилась на Коперника.

Афанасий Петрович вскочил со своего места и бросился к ногам девушки, став перед ней на колени начал лепетать:

–Любимая, я так мечтал, чтобы этот миг, наконец, наступил и он наступил. – Девушка покраснела еще сильнее и как–то неестественно напряглась, – Я прошу твоей руки!

Он стал пытаться поймать ее правую руку, чтобы поцеловать. Зарудная медленно, очень медленно подняла свою правую руку и молниеносно закатала затрещину по щеке бедному ученному. Он от этого удара полетел головой в секретер, и посуда посыпалась оттуда на его несчастную лысину, а Маша, рыдая, закрыв ладонями, лицо вылетела из кабинета и скрылась в неизвестном направлении. Гаринов со страшным усилием воли, сдерживая себя, чтобы не разрыдаться от хохота, строго сказал, –Ну, вот видите, что ответил предмет вашего обожания?

Коперник с трудом поднялся, уселся на свое место и пробурчал: –Что же мне так не везет? – на его лице отобразилась вселенская грусть. Гаринову стало, его жаль. Он наполнил ему еще одну рюмку коньяка и сказал, –Не грустите, если вы это серьезно, то она изменит свое решение и все будет в порядке, поверьте мне, старому Ловеласу, – от слов ″старому Ловеласу″, подумал о себе, –″Что–то не замечал за собой этого. Черт побери, да ведь и я не женат, а мне уже шестьдесят два″.

В этот момент в кабинет вошли пилоты.

–Что тут у вас произошло? – первым спросил Леонид, – Секретаря нет на месте, встретили ее с размазанной косметикой бежала, как ужаленная в сторону общежития. А тут посуда на полу и синяк под глазом у Вас Афанасий Петрович, что произошло?

Гаринов посмотрел на Коперника, сдерживаясь, чтобы не засмеяться, сказал, –Афанасий Петрович признавался в любви моей Маше Зарудной.

–И что она ответила? – с искренним любопытством спросил Собинов.

–По-моему, Петр, ты видишь результаты ледового побоища. – Не сдерживая откровенный смех, ответил Леонид. Коперник стал, смеяться вместе с ними. Было ясно, что у Афанасия Петровича появились сегодня прекрасные и надежные товарищи.

– Давайте рассмотрим результаты. – Предложил генерал, обращаясь к первому пилоту, – Итак, я слушаю? Леня начинай…

В дискуссию неожиданно вступил второй пилот Собинов: –А как, вы намерены спасать человека в скафандре, в случае чрезвычайной ситуации?

– Отвечаю. – Твердо начал говорить Гаринов, – Речь идет о самом надежном средстве передвижения и нам его надо сделать с максимальной отдачей по безопасности. Космические корабли с их громоздкими конструкциями и неповоротливостью должны отойти в историю космической навигации и это сделаем мы, заменив их дисколетами любой грузоподъемности с мгновенным перемещением в космическом пространстве.

–″Да, грустно подумалось Копернику, Нью–Васюки налицо, чем не Ильф и Петров со своими ″Двенадцатью стульями″, стоит только чуть–чуть добиться успеха и на тебе″. – Вслух же сказал, – С вашей инициативой я полностью согласен, но надо и меру знать?

–То есть? – вопросительно воскликнул Гаринов.

– У нас в НИИ говорили, что спешка нужна при ловле блох! – едкая усмешка промелькнула на подбитом лице Коперника, намекая на сжатые сроки, установленные генералом на доработку летательных аппаратов.

Удивительно, но Гаринов на реплику ученного не обиделся, даже удивился сам этому, – А мы спешить с этим не будем, пока не получим дополнительного финансирования и не запустим новое конструкторское бюро. Да и о "свечном заводике" не грех бы побеспокоится для производства дисколетов?

– ″, наверное, подлец, прочел мои мысли, по поводу Нью–Васюков″, – с опаской глядя на Гаринова, подумалось Копернику. Гаринов внимательно посмотрел на ученного и добавил:

– Просто я понял, о чем вы подумали, я ведь то же читал ″Двенадцать стульев″. – Заключил генерал покрасневшему до ушей Копернику, только подбитый глаз ученного темнел иссини–черным пятном синяка на фоне пунцового окраса щек. Собинов и Кразимов молча слушали их перепалку, потягивая коньяк из своих рюмок, который, кстати, они налили себе сами, генерал был весьма рад этому, так как он доверял уже им даже в этом, как самому себе. До поздна просидели все четверо в кабинете генерала и разошлись около полуночи…

Коперник, открыв дверь своей комнаты, ключом, который носил всегда при себе, снял одежду, повесив ее на плечики в шкафу и в одних трусах, напевая песенку, прошел в ванную комнату. Хорошо помывшись, свежий и чистый, он прошел к холодильнику и, не обнаружив там традиционной бутылки с водкой, подумал, что забыл ее на столе. Так и есть, бутылка, была вскрыта и отпита наполовину, стояла рядом с пустым граненым стаканом на столе. Он налил себе в стакан водки и выпил, как пьют воду, даже не скривился. Удовлетворенно крякнув, выключил свет и прыгнул в постель. Внезапно как клещами был схвачен объятиями Маши Зарудной, как сумасшедшая она затрепетала в его постели без умолку повторяя:

–Люблю! Люблю! Люблю...

Коперник сначала опешил, а затем всей мощью, не знавшей женщин до сего дня, уцепился в это податливое создание и целовал, и целовал, как голодный лев рвет окровавленные куски добычи, так и он срывал покрывало невинности с нее и со своего естества…

Они появились вдвоем в приемной Гаринова. Маша Зарудная с сияющей и цветущей улыбкой. И Коперник, подтянутый и помолодевший. Генерал удивленно смотрел во все глаза, не мог поверить собственному взгляду, кто перед ним. Коперник или кто–то другой? Из сутулого боязливого и невзрачного человечка Афанасий Петрович вдруг превратился в почти стройного мужчину с орлиным взором в серых глазах, с какой-то уверенной походкой и уверенными движениями. Руки его уже не дрожали и смелость, с которой он вошел в кабинет Гаринова, сразила генерала, как шальная пуля парящего орла. Вошедший Коперник громким голосом приветствовал опешившего генерала:

–Здравствуйте Алексей Алексеевич! – протягивая руку для пожатия, Коперник подошел к рабочему столу. Генерал с удовольствием крепко пожал, не преминув сказать:

–Афанасий Петрович, что произошло сегодня ночью? Я вижу, у Вас синяк под глазом запудрен женской розовой пудрой.

–Да, Алексей Алексеевич, произошло. Мы с капитаном Зарудной решили пожениться. И пришел я к вам, чтобы вы разрешили нам жить вместе, пока будем ждать очереди на регистрацию бракосочетания в загсе.

–А вот мы сейчас и спросим у предмета вашего обожания? – Гаринов нажал кнопку вызова. Маша Зарудная появилась с сияющей улыбкой, сверкающей счастьем и жизнерадостностью. Гаринов, недолго думая, задал один единственный вопрос: –Это правда?

Маша с нескрываемой нежностью посмотрела на предмет своего обожания. Коперник улыбался ей, и в его улыбке было что–то лошадиное. Крупный нос с горбинкой и крепкие передние зубы, напомнили генералу его детство, когда он с мальчишками пас совхозных жеребцов. Особенно ему припомнился один. Он громко ржал и показывал свои крепкие передние зубы, точь-в-точь, как сейчас улыбался Коперник…

–″Ну и дела″? – подумалось Гаринову. Маша отвечала: –Правда, Алексей Алексеевич. Разрешите нам пожить вместе? – она нервно теребила папку для деловых бумаг, которую держала в руках, – Я уже и вещи к Алику перенесла.

–К какому такому Алику? – притворившись, что не понимает о ком идет речь, спросил генерал.

–Это, Машенька так меня называть стала. – Оправдывался Коперник, – У меня, знаете ли, фамилия знаменитая, а вот с именем не сложилось, сами понимаете, вот она и придумала меня Аликом называть.

–Ну, что ж, дети мои, – начал говорить генерал голосом, как священник в церкви на проповеди, – живите вместе, благословляю вас. – Простодушная улыбка засветилась на его лице. Подумав, добавил, –Я сегодня же напишу приказ и передам коменданту, чтобы он поселил вас вместе.

– Алексей Алексеевич, позвольте передать вам проект приказа. – Маша достала со своей папки напечатанный на бланке Центра проект.

– Давай сюда. – Сказал ей Гаринов. Взял протянутый Машей листок и, не глядя в него, подписал, сказав Копернику, – Я ей полностью доверяю. Умная и грамотная девушка, береги ее. – Он впервые сказал Копернику ты, а это значило, что теперь и Афанасий Петрович вошел в круг полного доверия к генералу, – Идите, дети мои и живите счастливо.

Афанасий и Маша вышли из кабинета. Гаринов сидел некоторое время в глубокой задумчивости, пытаясь собрать мысли в логический порядок, и не мог сосредоточиться на текущих делах из–за хаотического нагромождения, следовавших одно за другим, событий последних дней. А ведь надо было готовить отчет по итогам истекающих на этой неделе ста дней работы НИИ Проблем антигравитации…