Он открыл глаза – вокруг царил полумрак.

«Это сумерки?..Неужто уже вечер?..Меня не разбудили, может…» — Дино приподнял голову с подушки и с опаской взглянул в крошечное окошко. Светало…

«Похоже, я проснулся раньше Солнца…» — подумал он и встал с койки. Дино вдруг захотелось встретить рассвет, возможно, в первый и последний раз, потому что он никогда прежде не просыпался раньше полудня.

— Что, не спится? Оно и понятно. Только зачем же соседу мешать? Предрассветный сон всегда сладкий, — пробурчал недовольный старик-охранник.

— Извини, старина! Но за эти три месяца я усвоил, что, чтобы ни случилось, Бернара невозможно разбудить раньше десяти утра, а у тебя самого хроническая бессонница. Захотелось поговорить? — снисходительно улыбнулся Дино.

— Послушайте, месье Клеман, мне некогда с Вами разговаривать, да и не положено нам вести беседы с заключенными! — слегка обиженным тоном мягко ответил старик, прислоняясь плечом к решетчатой двери камеры.

— Значит, я угадал: ты обращаешься ко мне по фамилии только, если я имел неосторожность чем-то вызвать твой гнев. Что на этот раз, месье Турнье? — тихо спросил Дино, стараясь поймать взгляд старика. Но именно сегодня старый служивый Бертран Турнье старательно отводил взор в сторону.

— Меня невероятно бесит твоё спокойствие! А равнодушие, с которым ты провожаешь каждую минуту, просто выводит из себя! Да пойми же, сейчас не тот случай, когда можно сослаться на плохой день! — Бертран от злости дважды ударил дубинкой по решётке.

— Почему бы нет? — Дино рассмеялся, пытаясь успокоить старика.

— Потому, что завтра… — запнулся Турнье.

— Уже не наступит? Ты ведь это хотел сказать? — Дино подошёл к двери и встал прямо перед охранником. — Успокойся, старина! Именно поэтому я ни о чём и не думаю.

— Не верю! Уверен, думы о ком-то помешали тебе сказать правду на суде. Ты можешь провести судью и присяжных, но не меня, сынок! Ровно тридцать лет назад поздним осенним вечером у подъезда своего дома я встретил парнишку. Холодный порывистый ветер пронизывал до костей, а на нём была всего лишь летняя выцветшая коричневая футболка. Но, казалось, он вовсе не замечал холода, отчаяние и так сковало ледяными цепями. Прохожие сновали взад-вперед, не обращая никакого внимания на парня, а он, видимо, совершенно опустил руки, так как даже не пытался с кем-то заговорить. До сих пор не могу ответить на вопрос, что меня потянуло к незнакомцу, почему в тот вечер я привёл его к себе домой, не обмолвившись с ним ни словом. Будучи тогда начальником тюремной охраны самой известной парижской тюрьмы «Санте», мне хотя бы следовало взглянуть на его документы, но, как ни странно, в тот миг я был не просто далёк от этой мысли, привычное чувство подозрительности исчезло. Раскаявшиеся преступники испытывают отчаяние, когда нет возможности что-либо изменить в дальнейшей судьбе. Но от отчаяния того парня не веяло безысходностью. Твой отец словно отказался от всего мира, его не волновали ни заботы, ни прелести света. Моя убогая квартира стала его миром. Я ни о чём никогда не расспрашивал Жака, тем более что постепенно он стал оживать, особенно после того, как нашёл работу. Уже через три года о загадочном иллюзионисте Жаке Клемане говорили за пределами Парижа. А на Пасху вся квартира пропахла ароматом ванильного теста и шоколадного крема. Адалин едва успевала достать булочки из духовки, как мы с Жаком уплетали их, не дожидаясь, пока она сварит кофе. Точно такие же пекла моя покойная жена. Я даже подумать не мог, что после одиннадцати лет одиночества благодаря твоей матери забытый вкус любимого десерта погрузит меня в тёплые воспоминания, а в потухшем взгляде твоего отца с ослепительным блеском загорится пламя жизни. Ты родился вместе с теми искорками огня в своих янтарных глазах. Человек, так любящий жизнь, не может отнять её у другого. На своём веку я повидал много всякого сброда, ты не убийца, Дино. — Cказал Турнье, наконец посмотрев ему прямо в глаза.

— Я совершил преступление и заслужил наказание. — Чётко выговорил Дино и добавил, — ты же не собираешься всё оставшееся время играть роль проповедника, Бертран?

— Вот и я об этом! Сынок, ты ведь осознаёшь, что время у тебя не «есть», а «осталось»? Действуй! Еще всё можно изменить, чтобы стрелки начали обратный отсчёт! Скажи правду! — с отчаянием в голосе возразил Бертран.

— Месье Турнье, стрелки никогда не меняют направление, строго вперёд, так было всегда, и никакая правда не в силах помешать ходу вечности, к тому же, у каждого своя истина, — отрешённым тоном промолвил Дино.

— Пусть она станет одной для всех! Это же тебе подвластно, сынок! Стоит… — Турнье не успел договорить. Его отвлёк шум приближающихся шагов. Дино заметил, как он побледнел и слегка затрясся.

— Признаться, не хотелось будить Вас, и мне немного полегчало, что Вы уже проснулись и готовы выслушать вердикт, — удручённо сказал появившийся в проёме коридора префект. Едва он сделал паузу, как Бертран нажал кнопку, и дверь плавно скользнула в стенку. За префектом в камеру вошли адвокат, обвинитель и…священник.

— Порой весьма тяжело сообщать подобные новости, но по долгу службы приходится это делать, — мрачно продолжил префект. — Президент отклонил Ваше прошение о помиловании. Приговор будет приведён в исполнение немедленно. Может, у Вас есть какие-то пожелания?

— Нет, господин префект! — спокойно ответил Дино.

— Возможно, Вы хотите сделать заявление префектуре, месье Клеман? — осведомился обвинитель.

— Нет, господин прокурор! — твёрдо повторил Дино, всячески стараясь увернуться от умоляющего взгляда старика Бертрана.

— Сын мой, покайся, и Господь… — священник открыл Библию и протянул крест осуждённому, но Дино без тени сожаления в голосе прервал его:

—Не утруждайтесь, святой отец! В покаянии нет необходимости, а тем более — в молитвах за меня.

В тот миг, когда все направились к выходу, у Турнье подкосились ноги, и Дино еле успел подхватить его под мышки. Он осторожно усадил старика на свою койку и прошептал ему на ухо:

—Не провожай меня и не смотри в окошко, останься с Бернаром, прошу тебя, старина!

У Турнье не было сил даже шевельнуться. Лишь услышав лязг ненавистного «барашка», по его морщинистым щекам ручьём потекли крупные слёзы.

Бертран потерял чувство времени: миг или вечность — всё смешалось; из оцепенения его вывел зычный голос Бернара:

— Эй, старик, последние мозги растерял? Тебе надобно быть снаружи, а не внутри. Или я что-то пропустил, неужели укокошил кого?

— Знаешь, убить не страшно, гораздо ужасней – не иметь души, потому что тогда эта адская машина с названием «гильотина» становится самим Господом Богом, — огрызнулся Бертран, покачиваясь, встав на ноги.

— Принёс бы завтрак вместо того, чтобы умничать! Мало было Дино, теперь ты занялся воспитанием. Благо, капать мне на мозги предстоит недолго! Как сказал этот чудак Дино, он уж постарается, чтобы я получил хорошее место под райским куполом цирка! Улёт, старик! И там будет драйв! А теперь принеси пожрать, сегодня план выполнил Дино, не оставаться же голодным до утра! — равнодушно сказал Бернар, потягиваясь на койке.

— Что? — как вкопанный застыл на полпути Бертран. — Повтори, где Дино собирался добыть для тебя место?

—Наверняка он так называл канцелярию Верхнего. Уж, поверь, шутников, жонглирующих жизнями, там хватает, как в цирке! — раскатисто рассмеялся Бернар.

Но Бертран его уже не слышал и, превозмогая слабость и дрожь от охватившего волнения, спешил к знакомому дому на Тюильри. Вскоре он стоял перед дверью роскошной квартиры известного иллюзиониста Жака Клемана:

—Жак, открой! Я не уйду, пока мы не поговорим!

У медленно отворившего дверь Жака в руках был полный стакан бурбона, а в глазах — то же самое отчаяние парнишки в коричневой футболке.

—Не смей! Тебе не удастся спрятаться за этим пойлом! Жак, я могу понять, почему ты сегодня не пришёл к Дино, но тебе придётся очень постараться, чтобы объяснить, отчего отец безучастно созерцал, как его собственный сын сознательно шагает в объятия смерти! — неистово крикнул Бертран.

Однако Жак продолжал потягивать бурбон, словно Турнье вовсе не было в комнате. Бертран, со всей силой толкнув его, отобрал и швырнул стакан в сторону. Звон разбитого стекла оказал своё действие, и Жак вдруг тихо заплакал:

— Адалин…

— При чём здесь бедная Адалин? Отвечай! — сердито процедил сквозь зубы Бертран, не переставая трясти Жака за плечи.

— Два года назад Адалин не погибла, на неё наехали! — Жак разрыдался, как ребёнок.

— Рассказывай! Иначе я всё вытрясу из тебя силой! — крикнул Турнье.

— Приём в Елисейском дворце, куда пригласили нашумевшего своими необычными фокусами Жака Клемана с супругой, помнишь? — начал Жак, делая попытки освободиться из крепко держащих его за плечи рук Бертрана. — За полгода на посту Советника юстиции Пьер Риволи показал почти такие же чудеса, как загадочный иллюзионист на арене цирка. Президент был весьма доволен работой Советника и на приёме в честь годовщины взятия Бастилии лично поблагодарил Риволи за отличную службу, горячо пожав ему руку. В тот миг рука Адалин была в моей ладони, и я почувствовал, как она стала охладевать. Её лицо побледнело как полотно, а в глазах застыл ужас.

— Дино сам вызвал полицию и признался, что Риволи, раньше вернувшись в свой дачный дом, застал его за грабежом, завязалась борьба, в результате которой Советник неудачно упал, ударившись головой о каминную решётку. Но там не было беспорядка, указывающего на поиск денег или драгоценностей. Жак, зачем тогда Дино залез в дом Советника? — Турнье разжал руки, и Жак бессильно скользнул по стене на пол:

— Он поджидал Риволи, чтобы убить!

— Не правда! Дино не убийца! — Бертран попятился назад, словно перед ним вдруг предстало нечто ужасающее.

— Но мой сын стал им, после того, как я в пьяном бреду имел неосторожность всё выболтать, - продолжил Жак, не обращая внимания на состояние Турнье, которому с каждым услышанным из уст друга словом всё труднее становилось верить в происходящее.— Пьер Риволи, настоящее имя Жорж Клаус, изменился почти до неузнаваемости, но Адалин хватило одного взгляда, чтобы признать в нём своего старшего брата, невероятно загадочным образом исчезнувшего после окончания войны. Жорж Клаус, бывший тайный агент гестапо, передающий нацистам сведения о бойцах Сопротивления. В те далёкие военные годы он жил в доме напротив нашего вместе с матерью и младшей сестрой Аими, которой к тому времени едва исполнилось пятнадцать. Между ним и сестрой разница в возрасте составляла двенадцать лет. В ноябре сорок третьего я последний раз увидел отца. Его арестовали по обвинению в помощи партизанам согласно поступившему доносу.

— В тот день, когда я встретил тебя у своего дома? — дрожащим голосом спросил старик Турнье.

— Да, — глухо произнёс Жак и, выдержав паузу, вновь заговорил. — Не трудно догадаться, кто написал донос. Так, ни о чём не догадываясь, ты спас меня, Бертран. Остальное тебе известно. Поверь, когда Адалин устроилась к нам в цирк на работу, я не узнал её. Из невзрачной школьницы она превратилась в обворожительную девушку, в которую невозможно было не влюбиться, да и имя было другое. И только в тот злополучный день после приёма Адалин, признавшись во всём, сказала, что с детства грезила мальчиком из дома напротив, мечтая всю жизнь провести со мной. Мы решили никому ничего не говорить, боясь за единственного сына. Но свидетель хуже часовой бомбы. Пьер Риволи не мог рисковать ни жизнью, ни карьерой, поэтому глупый «несчастный случай» унёс жизнь Адалин. А я, будучи пьяным, всё разболтал Дино. Если я чародей-иллюзионист, то мой сын прирождённый актёр. За эти два года я ни слухом ни духом не прознал, что он выслеживал Риволи, готовясь к убийству.

— Откуда знаешь, Жак? Ты можешь ошибаться насчёт сына… — не сдавался Бертран.

— Дружище, не обманывай себя понапрасну. Я нашёл блокнот, где Дино подробно описал все передвижения и график работы Советника юстиции Пьера Риволи.

— Покажи! — потребовал Турнье.

— Ты найдёшь его в сумке с деньгами в деревянном ящике, цепью прикреплённом к стальным балкам купола цирка. В нём хранится трос, незримо поддерживающий меня в подвешенном состоянии во время номера. — Жак потянулся было к полупустой бутылке бурбона на столе, но Бертран одним рывком запустил её в стенку.

— Почему о деньгах не упоминалось в «Деле» Дино? — жёстко спросил старик.

—Потому что эти деньги не составляли часть честного дохода Советника юстиции. А богатство, щедро окроплённое кровью невинных, не кладут на счёт в банке, Бертран. За время слежки Дино узнал место тайника на даче и перед тем, как сдаться, спрятал добычу под куполом цирка, затем, вернувшись, стал дожидаться приезда полиции. Я обнаружил всё случайно, проверяя перед выступлением трос. Дружище, помоги мне, — вдруг взмолился Жак.

— Я не могу вернуть тебе сына, Жак, — обречённо прошептал Турнье.

— Мой сын отомстил, и не только за свою мать. Бертран, Дино в блокноте нацарапал, что собирался передать те деньги Дому инвалидов войны. Сделай это, прошу тебя, а я хочу спать, — пролепетал Жак и растянулся на полу.

«Рай под куполом цирка…Эх, Бернар, Бернар, что у тебя за привычка — просыпаться не раньше десяти утра…» — с горечью подумал Бертран.