Ананасы в шампанском

Моя мама была красавицей: кареглазая, смуглолицая, ее высокий ясный лоб обрамляла черным ореолом копна прекрасных вьющихся волос. Ей подходило выражение: «С этих губ - мед пить», а ее фигурка хрупкой статуэтки всегда была облачена в изысканные наряды. Где она их доставала, уму непостижимо.
Отец бросил нашу семью, когда мне было четырнадцать, а маме - сорок четыре года, и она так и осталась одна. Первое время к нам часто наведывался Поль — школьная мамина любовь. Поль был из семьи репрессированного, появился в маминой школе за год до окончания и за два года до начала войны, и разрушил мамину многолетнюю любовь к Сережке, который, слава богу, пребывал в неведении. Война застала всех троих в Киеве, где они уже год учились: мама - на Филологическом факультете института, Сережка - в Военном училище, а Поль, при всех своих уникальных способностях, учился в Сельскохозяйственном институте, так как в другие ВУЗы детей из семей репрессированных не принимали. Немцы стали бомбить Киев уже на третий день войны, но занятия в ВУЗах еще продолжались. Первым на фронт уезжал Сережка, мама провожала его, и, стоя на перроне, размышляла, стоит ли рассказать, что любит другого, но решила, что не надо. Эшелон, который вез необстрелянных курсантов военного училища на фронт, немцы разбомбили в пути. А мамино обещание ждать Сережку помогло ничем не омрачить ее совесть и светлое чувство детской любви к самому красивому мальчику в классе. Потом очередь подошла уходить на фронт Полю, и он пропал для мамы на долгие годы. Только спустя пятнадцать лет они случайно встретились в санатории. Поль поведал душещипательную историю о ранении, женитьбе в знак благодарности на женщине, которая его выходила, просил прощения. Но мама была замужем, у нее были мы с братом, да и отца она по-своему любила, раз пошла за него, а самое главное — мама не прощала измены. И объяснение: «Кому я был нужен, такой больной», - на нее не подействовало.
Но когда родители развелись, Поль появился в дверях нашей квартиры. Я все понимала, знала историю их любви, считала отца предателем, но чувствовала себя очень неуютно в присутствии Поля, у меня поразительно портился характер, я становилась неуживчивой, вредной девчонкой. Я и сейчас вижу, как открывается дверь, и на пороге появляется беловолосый синеглазый Поль с маленьким чемоданчиком в руках, открывая который он протягивает маме экзотический заморский фрукт и бутылку шампанского, весело цитируя Игоря Северянина: «Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Удивительно вкусно, искристо и остро!...». В то время ананасы были большой редкостью. Поль приезжал на несколько дней, и уезжал обратно во Львов, с женой они, якобы, жили отдельно, но у него росли две дочери, и для них он не хотел быть предателем, поэтому просил маму подождать: пока девочки вырастут, пока повзрослеют, пока закончат институт, а потом мама сказала: «Хватит!», и надолго потеряла Поля.
Спустя годы Поль приехал к ней старый и больной, просил простить его за предательство и разрешить ему умереть рядом с ней, на что мама ответила: «Возвращайся умирать рядом с теми, с кем прожил жизнь». Мама имела право на такую жестокость, ведь к себе самой она предъявляла тоже немалые требования.
Сама мама, умирая, мучительно пыталась найти ответ на мучивший ее вопрос, который задала и мне: «Почему же меня всю жизнь предавали?»
Тогда я не могла помочь маме с ответом, была слишком молода.
- Я тебя никогда не предам, - говорила я маме, - неужели тебе этого мало?
Но маме было мало.
Сегодня я знаю ответ, и он не в пользу Homo Sapiens.

Проголосовали