" ЛЮБОФЬ " . . .

Пустой труд ходить к гадалке ?
Я её не любил !
Нет, не представительницу экзотического промысла, а жену.
Да, увлечённость была, как у всякого, половозрелого, двадцатитрехлетнего мужчины, отслужившего два года.
Да и что Это такое, когда и говорить-то об Этом, принято не было ?
А то, не дай Боже, что подумают сверстники в детдоме, где ты с гуляфных трёхлетних ногтей, хотя и теперь, в семьдесят, они у меня – розовые . . .
Поженились мы быстро и уже к лету следующего года, у нас родилась первая дочь.
Когда подросла, купил, на вырост пианино в кредит «Приморье»; такое всё коричневое, под красное дерево с элегантным, чёрно-белым комплектом сверкающих клавиш и двумя изящными, почти золотыми педальками, из блестящего, желтого металла.
Я взгромоздил на инструмент пару аккуратных, но старинных, бронзовых подсвечников, специально не чищенных до самоварного блеска, а наоборот – с затёкшими от оплавившихся стеариновых свеч боками,
с торчащими огрызками, над которыми торчали обожженные фитильки.
В однушке, на втором этаже, четыре на пять, типичного, двухэтажного, шестнадцати квартирного дома «Народной стройки», по улице Весенней, дом пять, красного кирпича, куда люди после войны, переселялись из бараков, было уютно; прохладно летом и тепло зимой.
А после моего ремонта стало чисто и просторно. Телевизор, диван-кровать, шифоньер и две книжные, застеклённые полки на фронтальной стене, квадратный стол и швейная машинка «Зингер» за дверью.
И поскольку я не помнил своего родового жилища, а только стены приюта, то у меня они были выбелены. Пол, с любовью выкрашен и блестел, как после «прокачки», в казарме, шинелью с мастикой.
Над широким, полутораметровым, прямым лестничным маршем, ведущим с улицы на второй этаж, было пространство от подъездной двери, до чердачного перекрытия и располагалось габаритное окно, над козырьком парадного входа.
Это пространство я нахально занял пока соседи из двухкомнатной квартиры напротив, находящейся с нами
на одной лестничной площадке, были в отпуске.
Они – тридцатилетние муж и жена с отроковицей, сильно не возражали, особенно, когда я установил домофон с динамиком для открывания уличной двери кнопкой.
Всё было сделано с соблюдением всех строительных норм и железобетонный «бункер», ставший впоследствии спальней для детей – восхищал своей простой конгениальностью.
Спроектированная мной конструкция, с пятидесяти миллиметровыми двутавровыми балками, которые я в распорку втиснул в кирпичную кладку противостоящих стен подъезда, армировав бетон сеткой на опалубке, опиравшуюся на толстые, брусья, добытые на близлежащей стройке, как гравий, цемент и песок, которые замешивались мной, в эмалированном тазике для ног.
Из комнаты бал проделан и выровнен раствором проём и даже получился небольшой подвал, поскольку геометрия конструкции повторяла линию лестничного марша и начало – нависало над входной дверью с продолговатым окошком, что позволило оптимально использовать всё пространство над лестницей.
Кроме того, десятиметровая кухня – так же была поделена и оснащена собственной, не предусмотренной планировкой дверью, где с относительным комфортом расположилась восьмидесятилетняя бабка жены, воспитывавшая её после смерти дочери.
И супружница, запросто могла оказаться со мной вместе, в одном детдоме и особо гордится-то ей, было нечем.
Разве что обеспеченной тёткой, вышедшей замуж за, ставшего генеральным конструктором в космической отрасли, с которым они вместе учились в Перми.
Но их обидные выпады, в ссорах, что я-де специально подженился, чтобы иметь возможность прописаться на их жилплощадь – просто унижала.
А тогда, надо сказать, ещё не было принято раздавать «выпускникам» приютов – «халявские» квартиры, хотя ведь кто-то занял наши квадратные метры; меня и моих несчастных родителей ? . .
И это высокомерное чванство всегда доставало меня ужасно. Ведь и они не в « князьях », когда мать с племянницей проживают отдельно, от благополучно устроившейся, в другом городе нищей родни. И благо бы это как-то влияло на их генетический код или на крайний случай – облагораживало . . . Отнюдь !
Однако пролетел первый десяток семейной жизни. Двое дочерей, направляемых в сторону музыки и танцев, интересная работа, появление денег, друзей, захаживающих в гости; всё, как у всех, но и глубже становились противоречия с болезненным недопониманием.
Но вопреки всему, я твёрдо держался благоприобретённых, а может заложенных с рождения, основ перфекционизма; занимался любимым делом и детьми, стремился к духовной и физической чистоте, но однажды; неподконтрольные силы домашней «сингулярности» выстрелили !
Хотя, казалось бы – ничего особенного не произошло.
Просто я стоял, по обыкновению, на коленях и не без удовольствия протирал пол.
Позвонили. Через закрытую дверь я понял, что пришли подруги жены, а на вопрос: « И где твой муж, который объелся груш ? . . », приоткрылась дверь и вальяжный голос супруги торжественно возвестил:
« А он, У МЕНЯ ТУТ – ПОЛ МОЕТ . . . »
Я, с видом человека, закончившего дело, спокойно выпрямился, бросил в старый, эмалированный тазик тряпку, отчего показался ещё более нелепым в подвёрнутом, хлопчатобумажном трико и с некоторым металлом в голосе заявил: « А я, отныне, больше не стану у тебя ни мыть ни скоблить; занимайся всем этим сама ! Помощницы у тебя тепереча – есть ! . .
А на завтра я собрал свой нехитрый скарб в рюкзак:
компактную печатную машинку, кой-какой инструмент и несколько папок с рукописями, которые, если их поджечь – могли бы и сгореть . . .
 
17.11.19 г.

Проголосовали