Я учился тогда в пятом классе, перешёл в наш класс новенький, Саша Тюрин. И случилось мне опоздать на урок. Училка в крик. «Каримов, ты рядом живешь! Вот Саша Тюрин живет в другом конце города, не опаздывает».

 

Я ткнул соседа локтем в бок: «Изложите, пожалуйста, как вы достигли таких успехов». — «Понимаешь, я не знаю, как это получается. Я ведь хожу не на трамвае, а УЛИЦЕЙ.» — «Какой ещё улицей?» — «Есть такая улица». — «Издеваешься? Ты ж на Савинке живешь, за мостом». — «Говорю же, сам не пойму, как это выходит.». — «А из школы ты тоже так, УЛИЦЕЙ?» — «Да, а что?» — «А то, что ты мне сегодня эту дорогу покажешь. Понял?»

 

Новенького после уроков дожидаться не стал, пошёл прямиком домой. Злость поостыла.

 

А он уже поджидает и опять улыбается.

 

«А я уж подумал, ты забыл! — выпалил он мне, когда я подошёл. — Ну, пошли?»

 

Прошагали полквартала, добрались до кирпичной арки. В конце двора — дровяные склады. Позади — забор. Дошли до калитки, отворили…

 

Ничего необычного, полугородская улица, под ногами сиреневый булыжник, Дома одноэтажные, в палисадниках рябина и сирень. Улица как улица. Но —незнакомая. Невообразимо: рядом с моим домом, в котором я прожил двенадцать лет, находилась улица, на которой я не бывал, даже и не слыхал о ее существовании. «Слушай, а что это за улица?» — «Нормальная улица. «Ветряная».

 

Впрямь — на стене дома табличка: «ул. Ветряная». Улочка тихая. За всё время ни единой машины. Из одного окна неслась музыка. Простая, но незнакомая, звучала и тут же таяла.

 

Миновали двухэтажное здание с вывеской — «Кинотеатр Кристалл». На стене — афиша: «Вечерний сеанс. Худ. фильм «СКИФСКАЯ ПЕСНЬ».

 

— Фильм этот видал?

 

— Видал.

 

— А где он ещё идет?

 

— Только здесь.

 

— Это что за кинотеатр такой?

 

— Такой.

 

— Хм... Скифская песнь. Это про скифов?

 

— Да как тебе сказать… — Саша засмеялся.

 

На перекрестке у порыжевшей колонки стояла высокая и необыкновенно, красивая женщина в белом платке. Я подумал: если она сейчас скажет мне хоть что-нибудь, это и будет счастье. Но женщина равнодушно скользнула по мне взглядом. «Саша, ты, что ли?» — тихо спросила она. Мой спутник быстро подбежал к ней, они стали переговариваться. Женщина кивала в мою сторону, Сашка отрицательно качал головой. Потом он вернулся, мы двинулись дальше, Сашка заметно прибавил ходу.

 

— Кто это?

 

— Да так…

 

Захотелось у него о чём-то спросить. Но знал: не ответит.

 

— Ну вот, мы почти пришли! — сказал Сашка нарочито громко.

 

Мы зашли за кирпичный дом в тесный коридор, образованный двумя заборами. Кучи хлама — мотки колючей проволоки, кипы, полуистлевших бумаг, стреляные гильзы, черенки от лопат, таблички с номерами, рамы без картин…

 

В конце коридора Сашка нагнулся, отогнул доску, мы вышли на свет.

 

— Вот и вся дорога. Правда, быстро?

 

— Постой, это что, уже Савинка, что ли?

 

— Ну да. А ты что, не узнал?

 

Это действительно была Савинка. Съеденная, недопереваренная городом деревня.

 

Доски за спиной сомкнулись, запахло автобусной гарью, ни о чем уже не хотелось расспрашивать — ни о «Скифской песни», ни о красивой женщине в платке, ни о странной музыке из окна.

 

— Вон автобусная остановка, — скучным голосом сказал Сашка.

 

— А ты... кому-нибудь эту дорогу показывал?

 

— А что?

 

— Можно, я покажу кому-нибудь?

 

— Попробуй, — усмехнулся Сашка и побрел в сторону дома.

 

***

 

Вот и всё. Дорогу ту я никому не показывал, и с Сашкой мы по ней не ходили и о ней не говорили. Да он и проучился-то у нас всего полгода, зимой ушел из нашей школы. Никто больше его не видел.

 

Встречаясь с одноклассниками, я после бесчисленных «а помнишь...» неизменно спрашиваю: «А помнишь Сашку Тюрина?» — «Кого?... Знаешь, ей-богу, забыл. А что с ним?..»

 

***

 

Вот ещё. Следующим летом я решился пройти той дорогой. Миновал арку, добрался, до складов. За складами всё было по-прежнему, однако калитки не оказалось.

 

— Эй! Чего шляешься?

 

Неподалеку стояла пожилая женщина и хмуро меня разглядывала.

 

— Тут... калитка была…

 

— Какая калитка! Топай отсюда. Навадились по дворам шастать.

 

Я выбрался на свет. Женщина смотрела дружелюбнее.

 

— Ей-богу, не было калитки. У дяденьки Степанова спроси, он всё знает.

 

Дяденька Степанов сидел неподалеку.

 

— Слыхал? — усмехнулся старикан.

 

— Мне на улицу одну надо! Улица «Ветряная».

 

— Нет там никакой улицы.

 

— А что за забором?

 

— Говорят, гаражи какие-то.

 

— Там же кинотеатр был, «Кристалл» называется.

 

— Га-ра-жи! Не переживай, найдется твой кристалл. Хочешь, кутенка подарю?

 

Он вытащил из кармана, лобастого щенка.

 

— Чистокровная ирландская дворняга. Подойдет?

 

— Не, мама не велит собак домой таскать.

 

— Так он говорить умеет. Шарик, скажи: «Крис-талл».

 

Щенок затеребил палец дяденьки Степанова, не проронив ни слова.

 

— Верно. Чего болтать. Иди, пацан. Нет тут твоего кристалла.

 

Такая история. Порой думаю: тогда, по недосмотру, оказался «не в своей» плоскости. Закоулок неведомого мира впустил меня. Был скуп на чудеса — туман не расцвёл, щенки не заговорили, песнь не грянула, не оглушила грохотом копыт. «Акинак мой, акинак. Конь ты мой буланый. Пропадешь, ты, как дурак, коль не будешь пьяный!»

 

И значит, это меня уводили неведомые улицы, пугали серые коридоры, мне улыбалась, высокая женщина в платке, для меня звучала дикая, волнующая и свободная СКИФСКАЯ ПЕСНЬ.