Солнце, нарисованное мелом

Детство... Далёкое, тёплое, незабываемое. Именно там происходило то, что остаётся с нами, в нас. Без чего нас нет. Так думаю.
Со мной в моём детстве происходило много чего интересного и очень — очень важного для меня. Сегодня я поведаю одну историю, которая оставила след в моей судьбе. И не только в моей.
Село наше стоит на берегу реки. Красота. Мы с первым теплом меняли валенки на кеды, санки - на футбольный мяч, и с утра - в игры, успевали помочь при этом родителям по хозяйству. Футбол, "классики", "царь - гора" и много чего еще. Здорово! Захватывающе.
Прибился к нашей компании Сашка - "зимой и летом одним цветом". Так его дразнили. Нет, он не ребёнок был. Взрослый. И не такой как все. Он был полоумным. Его боялись дети. Я не боялась.
Он всегда ходил в одном и том же - рубаха - косоворотка, полушубок, кирзовые сапоги, брюки-галифе, шапка.
Всегда - и зимой, и летом.
Завидев его, все дети разбегались в ужасе. Я не разбегалась. Я его не боялась. У него были добрые глаза… Он подходил, садился на корточки, доставал холщовый мешочек с табаком, обрывки газеты, и начинал скрюченными пальцами сворачивать "цигарки", но не курил их. Складывал в карман. На мой вопрос, почему не курит, отвечал - "Так надо".
А кому и зачем это «так надо», не говорил.
Потом он начинал говорить о войне. О той войне, на которой он не был. Это я потом поняла. Через несколько лет. Он рассказывал мне о том, как в село пришли немцы. Как "угнали" его отца и сестру. Он плакал.
А потом вдруг замолкал, поворачивался ко мне и тихонечко шептал:
-"Только тебе скажу. Только тебе. Они не убиты. Они вернулись. Они — живы. Они — там. Они только ночью выходят. Подышать… А сестра рисует мелом человечков. Она хорошая. Я её люблю."
И снова плакал.
Мне было тогда лет шесть - семь. Не более того. Я не понимала, кто и когда вернулся, с какой такой войны, ведь войны у нас в селе сейчас не было. Но слова его запомнила. Навсегда.
Когда я приходила домой и рассказывала маме про Сашку - "зимой и летом одним цветом", она говорила, что бы я не обращала на него внимания, болен он. Неизлечимо.
Шёл одна тысяча девятьсот шестьдесят девятый год.
Время летит быстро. Дни складываются в недели, недели в месяцы, те - в годы. Всё меняется. Менялась и село, и жизнь в нём. Налаживалась жизнь. Люди строили дома, растили детей. Работали на своей мирной земле во благо. Всех.
Не менялся только Сашка.
Однажды, в магазине, я стала случайным свидетелем разговора двух соседок. Они говорили о Сашке. Я замерла. Холодок пробежал по спине...
 
-" Аксинья, знаешь, мне к врачам надо, в район. Совсем я рассудок теряю. Спать не могу. А вчера вышла во двор, села на скамеечку под вишней - бессонница замучила. И что ты думаешь? Луна огромная, светло, как днём. У соседей - Сашка не спит. Ходит и ходит по двору, как заведённый. Я уже подумала, не лунатик ли он. А потом, глазам своим не верю - Прокоп сам, и дочка его... Как живые. Прокоп только как гномик, маленький и горбатый. Борода до земли. А дочка - такая же, высокая и статная!"
 
-" Да, Клава... Нужно тебе к врачу. Нужно. Не затягивай. Прямо завтра и поезжай. А то запустишь хворобу свою. Надо же, покойники ходят. Не к добру это, Клава, ох, не к добру!"
 
Шел одна тысяча девятьсот семьдесят седьмой год.
Село преобразилось! Новый клуб, библиотека, фонтан, плакучие ивы, асфальт, фонари...
Только усадьба Сашки тёмными окнами по вечерам пугала прохожих. В хате коптили свечи... Сестра Лида (одна из трёх) посвятила свою жизнь Сашке. Порог их жилища не переступала нога человека извне. Здесь остановилось время. На долгих тридцать лет и три года.
До развязки этой трагедии оставался только год.
Весной 1978 года Лида пришла на почту дать телеграмму сестре, которая жила теперь на Сахалине: "Срочно выезжай. На похороны".
- Кто у вас умер? Саша?- удивились на почте.
Лида не выдержала. И горько заплакала:
- Сестра наша, Евдокия, умерла.
Никто Лиде не поверил. Но она продолжала рыдать:
- Евдокия на чердаке лежит. Только я никого к себе не пущу. Там и отец наш, Прокоп. Он потерял рассудок от горя, грозит убить всех.
Почта располагалась в одном здании с правлением колхоза, новость разлетелась мигом, поэтому уже через час у дома Сашки собралось всё село.
 
Старики вспоминали:
«Когда к селу подступали фашисты, Прокоп подался в полицаи:
уверял немцев, что он ненавидит советскую всласть, и готов служить им верой и правдой.
 
 
Власть над людьми сделала его человеком страшным и неуправляемым. Человеком? Человеком ли... Серого цвета шинель да плётка превратили его в жестокого зверя. Его старшая дочь Евдокия, говорят, тоже работала на немцев.
Но с приходом советских войск Евдокия таинственно исчезла бесследно. Пропал и её отец. По селу пошли слухи, будто убиты они, или с немцами сбежали. Никто не знал точно. Их дом опустел. В бедной казачьей усадьбе остались жить 13-летняя дочь Прокопа Лида да её полоумный брат Сашка — «зимой и летом одним цветом».
 
Мёртвая Евдокия лежала на чердаке, Прокоп, невменяемый от горя, кричал:
- Пристрелю! Всех пристрелю!
 
Много сил пришлось приложить, чтобы стянуть старика с обрезом с чердака.
Милиция уговаривала его, просила отдать тело дочери для захоронения.
 
Все годы, проведённые в заточении на чердаке старенького дома, Прокоп не мылся и не стриг волос. Когда же он вышел на улицу, односельчане ахнули. Перед ними было существо, похожее на зверя. Огромная выцветшая борода ниже пояса, грязные длинные волосы в колтунах… Бледный. Немощный. Ногти на руках были длиннее пальцев, скрученные в спиральки… Он дрожал, постоянно озирался по сторонам, с трудом стоял на ногах.
Увидев односельчан, он упал на колени и разрыдался:
- Ради Бога, простите меня...
 
Сашка сидел на корточках у старой вишни и повторял одну и ту же фразу - «Я же говорил, говорил.. Я же говорил, говорил всем!»
 
Село потрясла эта страшная новость. Каждый задумался. Почему, зачем нужно было поступать так. За какие грехи отец обрёк свою дочь на муки. Лишил её радости жизни. Любви. Материнства… За что?
Осуждали. Обсуждали. Жалели. Плакали.
Несли продукты, одежду.
Через короткое время после похорон дочери Прокоп скончался.
 
На летних каникулах я приехала в своё родное село. Встретила Сашку. Он меня узнал. Мы разговорились. И он поведал историю, которая запала мне в душу.
 
 
Он рассказал мне о своей покойной сестре:
- «Евдокия была человеком добрым. Она любила солнце. И мелом на дымоходе рисовала человечков, которые тянули свои тоненькие ручки к солнышку. Солнце тоже было нарисовано. Мелом. Человечки были весёлыми. Они улыбались. А теперь они грустные. И я — грустный. Мне плохо без сестры»...
Он вздохнул, повернулся ко мне спиной и пошёл прочь.
Я долго смотрела ему вслед.
Это совершенно правдивая история. Была ли там измена Родине? Или человек изменил сам себе? Я не знаю. Кто виноват, что всё сложилось именно так? Я не знала тогда.
Став взрослой, я разобралась. И нашла виновницу. Имя ей — война. Это она забирала у людей жизнь, радость, и — солнышко...
 
С тех пор я ненавижу войны. Любые.
 
 
Имена людей изменены автором.

Проголосовали