...А я ожидал, что она станет меня удерживать. Черта с два! Не шелохнулась. Сидела в кресле, пока я нарочито долго одевался, демонстрируя достоинство. Глупее всего выглядит человек, который вознамерился разыграть гневный уход, уверенный, что его подхватят под руки и усадят обратно, а никто не подхватывает. Ничего не оставалось, как уйти. До Нового года — полчаса.

Прошагал полпути, решил глянуть на часы. Стрелки по-прежнему показывали половину двенадцатого. Или остановилось время, или стали часы.

На моё счастье показался прохожий. Он, как мне показалось, таращился на наручные часы.

— Который час? — спросил я, поравнявшись.

— Зараза!— ответил он, не глянув на меня.— Сволочь.

Хотел было, дабы не искушать судьбу, пройти мимо, но тут заметил, что рука у него в крови.

— Что это с вами?

— Кобель паршивый,— ответил он и сунул мне под нос окровавленную руку.

Я успел заметить, что часы на его пораненной руке показывали без десяти двенадцать. Торопиться некуда.

— Чарли! — процедил сквозь зубы покусанный. Сенбернар хренов.

— Все они такие,— кивнул я сочувственно.

— Я с ним чокнуться хотел. Шампанским. А он меня за руку…

— Перевязать бы,— деловито перебил я его.— Платок есть?

— Есть,— хмуро ответил он.— Умеешь?

— Чего там уметь. Платок давай!

Он оттопырил бок, я достал из кармана платок с инициалами «П. И.»

— И Милка! — продолжал негодовать покусанный,— Нет бы посочувствовать. «Дурак» — орёт.— Пьянь залётная!» Будто не он меня, а я его куснул. Говорю: «Мил, по этому Чаплину живодёрня плачет! А мне уколы от бешенства делать? Сорок штук… Ни хрена, новогодний подарочек от сукина сына!». Милка озверела. Ну и я психанул. «Ладно, говорю, трясись над своим коблом». В общем, ушёл …Ну, готово, что ли?

— Готово,— сказал я — Не больно?

— Пойдёт. А Милка — стерва.

— Все они такие, — заверил я. — И куда ты теперь?

— Куда! — засмеялся покусанный.— В аэропорт. До утра, а там — в Челябинск.

— А то ко мне можно пойти,— предложил я.

— К тебе?! — покусанный глянул на меня просветлённо.— А далёко?

— Нет, рядом. Хотя к курантам все равно не успеем.

— Не успеем. Минута осталась,— подтвердил покусанный.— Ладно, мы без курантов как с курантами. Вынь-ка из кармана,— и он снова оттопырил бок. Я залез в карман и вытащил штоф коньяка.

Отвинтил замёрзшими пальцами крышку, протянул ёмкость спутнику.

Он прильнул к горлышку, принялся вбирать содержимое.

— Х-х! Теперь ты.

— Замечательно,— сказал я и тоже впился в горлышко бутылки.

— Гимн давай споем,— не останавливаясь, предложил покусанный. Мы заревели гимн с такой страстью, словно нас вывели на расстрел.

Прошли полквартала, я обернулся. Прямо на нас мчалось огромное чудовище.

— Чарли,— прошептал спутник.

Чарли взвизгнул, взгромоздил ему на плечи лапы и прикипел к его лицу языком. Из-за поворота вынырнула женщина. Шапка съехала набок, зарёванное лицо хранило остатки макияжа.

— Павлик! — заголосила она.— Ты куда ушёл-то?

Павлик мычал, пытался отереть лицо. И я понял: пора исчезать. Ибо секунда промедления, и меня потащат в некое гнёздышко, где я буду сидеть занозой, и скоро стану действительно лишним.

Я попятился, скрылся за углом. Никто не заметил.

Говорят, как встретишь Новый год, так он и пройдет. Так и прошёл. И грядущий, девятнадцатый, так пройдёт, пожалуй. Под знаком Сенбернара. Жить-то надо.