Находка

 

Даже не знаю, как я раньше жил без степи. Без живительного глотка чистого, чуть с горчинкой, от изобилия полыни, воздуха. Без нежных лютиков с лакированными лепесточками, покрывающими полянку сплошным желтым ковром. Без сладко, до одури, пахнущего шалфея. Без чабреца. Запах которого, единожды уловив, запомнишь на всю жизнь и ни с чем не перепутаешь. Без простора. Как душа русского человека - вся нараспашку, так и степь наша: открытая, бесхитростная, вся на ладони. Вот она. Не то, что в лесу. Идешь - и оглядываешься. Шарахаешься от любого звука. Боишься неизвестности. Что там за деревом? А в степи все просто и понятно. Вот балочка, заросшая диким терном. Вот куст шиповника, обильно цветущий нежно - розовыми цветами. Вот одинокое деревце. А в ветреную погоду, словно волны колышется трава и так же безгранична степь, как море, до самого горизонта. Идешь по степи, ветер в ушах шумит. Аж закладывает. А повернешь голову в сторону, слышно как кобылки стрекочут, птички щебечут. Только здесь я чувствую себя частичкой чего-то большого и живого. И страшно завидую белой завистью пастуху, которого иногда вижу под одиноким деревцем с книгой в руках. Небольшая отара пасется рядом. Он читает или задумчиво смотрит вдаль. Счастливый человек.

Я благодарен своему бывшему однокласснику Сашке Попову за то, что показал мне степь. Взял как-то меня с собой на коп. Он впереди с металлоискателем, я сзади с лопатой. Накопали десятка три водочных пробок, кусочки алюминиевой проволоки, чермета мешок и пару монет периода царствования Николая 2. Нет. Я не заболел золотой лихорадкой. У меня появилась другая болезнь – степная. Находившись по степи, намотав несколько километров по пересеченной местности, надышавшись чистым воздухом, я заснул, едва опустив голову на подушку, забыв о своей бессоннице. Следующие выходные дни тоже прошли в степи.

Последние два года я езжу сам. Купил недорогой металлоискатель. Да это не главное, я клад не ищу. Вроде как повод побродить по степи. А даже если и нахожу единичные монеты, пуговицы, конины - подолгу держу в руке, представляя хозяина. Что это был за человек? Чем занимался? И чермету тоже радуюсь, запихивая его в мешок. Потому, что он как заноза, инородное тело в земле - матушке. И чувствую я себя в такие моменты не «черным копателем», как нас называют, а санитаром степи. Да. Именно санитаром.

***

Сегодня, как обычно, поставил машину возле куста шиповника и пошел, глубоко вдыхая всей грудью воздух и непонятно чему улыбаясь. Просто так, непроизвольно. Как это делают дети. А ведь и правда. Я сын этой земли. Вот и улыбаюсь.

На пригорке показалась знакомая отара овец и пастух. Включаю металлоискатель и размеренно водя им перед собой из стороны в сторону, иду им навстречу. Мне хочется познакомиться с пастухом поближе. Прибор подает серию двойных сигналов «Динь-динь. Динь-динь» Я останавливаюсь и копаю саперной лопаткой. В выкопанном коме земли оказался маленький медный крестик. Проведя еще раз над ямкой понял, что в земле есть еще что - то. Копаю и из комочка вываливается большая, тяжелая, чуть с зеленцой монета - пять копеек 1865 года . Засыпав обратно землю в ямку и притоптав ее кирзовым ботинком, направляюсь навстречу отаре, держа находки в руке.

– День добрый! – еще издалека приветствует меня пастух.

– Здравствуйте, – отвечаю, широко улыбаясь, как старому знакомому.

– Михаил, – представляется пастух, протягивая мне загорелую и крепкую руку.

– Очень приятно. Алексей.

– Клад ищете? – хитро прищурившись, кивает Михаил на металлоискатель.

– Нет. Так. Больше для души. Вот только что нашел. – протягиваю ему раскрытую ладонь, – интересно: кому они принадлежали?

– Вы действительно хотели бы это знать? – спрашивает Михаил, сжимая мои находки в своей руке.

– Да. А вы разве нет?

Пастух возвращает мне крестик и монету. Стоит несколько минуту в задумчивости.

– А я весной в овражке целую кепку таких монет нашел, – наконец произносит он.

– Как же вы их без металлоискателя нашли?

– Я тогда коров пас. Бык копытом ямку вырыл, а там монеты.

– Интересно. Случайно или почувствовал что - то?

– Землю очистил. Это же заноза. Видно стонет земля, жалуется.

У меня аж сердце подпрыгнуло в груди. Это ж надо! Кто-то думает точь в точь как я.

– А ты я смотрю и правда приезжаешь отдыхать. Даже не поинтересовался, в какой балке я монеты нашел.

– Я не кладоискатель. А сюда действительно приезжаю отдохнуть. Послушать природу, тишину. Я, если честно, вам завидую. А вы где живете? – интересуюсь у пастуха.

– Да вон там за бугром, в низине живу. Ладно. Пошли мы на водопой. Добра вам.

– И вам всего хорошего, – отвечаю я, глядя пастуху вслед. И отчего-то мне стало грустно, как будто простился с родным человеком. Овцы медленно побрели за ним, пощипывая травку.

***

Ночью у меня резко поднялась температура и я бредил. Было очень сильно холодно и от этого всего колотило. Я стучал зубами и ясно видел снег. Метель кружила, наметая огромные сугробы, жалобно завывая, будто оплакивая кого- то. Даже в бреду мой мозг напрягался: откуда вдруг снег, если сейчас лето?

Но мне упорно показывали снег. Да что показывали, я его чувствовал. Снег падал мне на нос и тут же таял. Лицо мокрое. Дышать тяжело. Нестерпимо сильно болит в груди, ломят суставы и спина. И слабость такая, что хочется опуститься на землю и больше никогда не вставать. Но идти надо. Я знаю что надо. Но куда? Зачем? Не помню. Проваливаюсь в темноту, как в яму. Тошнит.

Опять дорога. Снег. Сзади нарастающий шум. Ржут лошади. Ругаются матом мужики. Что- то кричат. Я стою и не шевелюсь.

Знаете, бывает, падает стакан или тарелка со стола. Ты можешь протянуть руку и поймать. Иногда ловишь прямо на лету, удивляя окружающих хорошей реакцией. А иногда тупо смотришь, даже не шелохнувшись, как падает и разбивается посуда. И такое безразличие. Вот и у меня сейчас такое же безразличие ко всему: к снегу, к себе. Тупое безразличие. Будь что будет.

Сильный удар в спину. Резкая боль раздирает все внутренности. Я падаю лицом в снег и не могу понять: дышу или нет?

Вдруг вижу себя со стороны и не я это вовсе, не Алексей Головин, а какая - то девушка, лет двадцати, в старенькой фуфайке и шерстяном платке. Но ее боль и мысли передаются мне. Прямо сейчас она вспомнила доктора, к которому ходила утром. Его печальные глаза и виноватая улыбка, когда брал гонорар за прием. Дал порошка, велел пить и отдыхать побольше. А она ему стала изливать душу, рассказывать как тяжело работать на шерстомойках с четырех утра до девяти вечера, согнумшись на плотах в ледяной воде. От этого должно у нее в груди болит и кровью харкает. А не работать нельзя. Дома мать и четверо младших. Вот сегодня получила получку, надо им отнесть, чтоб не голодали. А он смотрел на нее и кивал, кивал, как механический.

Девушка крепко, сколько было сил, сжала пятаки в ладошке. « Только бы не отобрали»

– Че там? – спросил голос издалека.

– Девку сшибли, – прогорланил другой, совсем рядом .

– Пьяная что ли?

– Не. Похоже чахотошная.

– Живая?

– Кончается уже.

– Сбрось ее в канаву. Снегом заметет. А то вопросов не оберешьси.

Сильный удар сапога в бок и легкое, маленькое тело девушки катится в придорожную канаву, оставляя на рыхлом белоснежном снегу алый след.

***

Три дня я провалялся с высокой температурой. Страшно болели грудь и руки. Врачи так и не поставили мне диагноз, но я и без них знал, что со мной.

При первой же возможности еду в степь. Хочется рассказать все пастуху. Уверен - он поймет. Отары нигде не видно. Поднялся на высокий бугор, за которым должна быть низинка. Да. Низинка есть. Растут две березки. А села нет. Подошел к березкам. Необычно их видеть здесь. В траве между деревцами выглядывает доска. Подхожу поближе, наклоняюсь. Крест. Деревянный, рассохшийся, почерневший от времени, могильный крест. И тут только замечаю небольшой холмик, поросший травой. Выкапываю ямку рядом с могилой, кладу в нее медный крестик и монету. Покойтесь с миром.